На проколотый живот цикады у Сино спёрло дыхание.
— Не волнуйся. Я вколола анестетик. Но когда вводила отвердитель, местная шумиха заставила иглу войти под углом, и отвердитель вытек наружу.
— Э?
— Она всё ещё жива.
Цикада неожиданно зашевелилась. Пока она стрекотала, её шесть ножек задрожали и скорчились.
Звук насекомого заставил Сино отступить.
— Не-ет!!
Но Брюнхильд продолжала на неё взирать, не особо одаривая вниманием цикаду.
— Я сказала тебе не кричать.
Она прижала ко лбу Сино нечто твёрдое. Оно было слегка острое, шевелилось и болезненно хваталось за её кожу.
Как только Сино подумала о том, что это, то едва не потеряла сознание.
Стрекотание цикады прекратились и ей в лоб впились шесть острых предметов.
Сино начала слышать вдалеке собачьи шаги и лай, и любопытствовала, не мерещится ли ей это, но затем её лба достигла ещё одна острая боль.
Едва лишь она задумалась, что это было, Брюнхильд произнесла.
— О, она присосалась.
Её инстинкты ей сообщили, что присосалось, поэтому Сино открыла рот и её конечности напряглись.
— Цикадаааааа!!
Она заорала и с потолка и стен вырвались собаки.
Под аккомпанемент лая, криков взрослых и выстрелов, девушка с цикадой готовилась к сражению.
Она швырнула скальпель из своего набора для сбора насекомых к Ацуте.
— Бог мечей, не стой без толку!
— Не говори мне, что делать!
Как только Ацута подхватил клинок, Широ начал двигаться, и с рукава Брюнхильд вылетела бумага.
Это была взрывная бумага.
Разразился взрыв, и началась битва на мечах.
В предрассветной ночи виднелась луна.
Половина убывающей луны уже плыла на западе. Её высота напоминала о приближающемся рассвете.
На неё уставилась женщина.
Она стояла у белого здания на вершине небольшой горы рядом с широким, плоским городом.
Она была одета в белую ночную рубашку и стояла поверх лифта на высоте восьмого этажа. Женщина прислонилась к перилам и взирала на луну, но неожиданно остановилась.
Она опустила взгляд к городу.
— Курасики. Странно думать, что я могу видеть их, но они не могут видеть нас.
В этом историческом городе ночь наступала рано, но его утра выглядели обычными. На небе стояла луна и часы 3-го Гира указывали на начало рассвета, но…
— Там не особо много огней.
Этот плоский населённый пункт не полнился агрокультурой и не имел гавани, поэтому люди работали, чтобы защитить историю и сохранить свой город.
…Но они всё так же живут настоящим.
— Как нравоучительно, — обреченно пробормотала Мияко, глянув в небо.
Когда этим вечером она решила остаться, Мойра 1-я и Гиес сообщили ей две оставшиеся части информации, давая ей возможность передумать.
Она вернулась мыслями к одной из них.
— Я из 2-го Гира.
Её мать не говорила об этом ни слова.
Согласно Мойре 1-й, она, скорее всего, была натурализована, и многие из 2-го Гира присоединились к Лоу-Гиру после завершения Концептуальной Войны. Она также упомянула, что Цукуёми — это фамилия императорского рода 2-го Гира.
— Хех.
…Выходит, я принцесса.
Ей это не нравилось, и Гиес продолжила, заявив следующее:
— Согласно некоторой информации, которую мы получили, женщина по имени Цукуёми занимает должность директора отдела разработок Токийского филиала UCAT, организации Лоу-Гира, противоборствующей Концептуальной Войне и нашему врагу.
— Это определённо моя мама, — ответила Мияко.
…Что с этим такое? Меня наконец-то приняли, и я так резко выражалась, но выясняется, что я не из Лоу-Гира и моя мать лидер во вражеской организации.
Мойра 1-я и остальные попросили её решить до следующего утра, останется ли она, или уйдет.
Мияко размышляла о переменчивой ситуации и начала напевать песню.
— Silent night, Holy night.
Какая памятная песня, — подумала она.
Последней ночью, которую девушка провела со своим отцом, семья пела эту песню.
Мияко пела её по случаю, вспоминая то время.
Её мама наоборот этого избегала, но неожиданно начала напевать её снова в мае. Это началось, когда мать осталась ночью в ИАИ на «вечеринку» и вернулась с ушибленной спиной.
Что с ней тогда случилось, — любопытствовала Мияко.
После чего выдала ещё один самоуничижительный смешок.
— Хех. Сначала это собеседование, а теперь я не могу разобраться в себе.
…И я не знаю ничего о других.
— Тебе ещё далеко до полноценного взрослого, Мияко.
Едва она пробормотала это в небо, то увидела свет.
Бледное свечение напоминало луну, но оно исходило не с неба.
— Изнутри?!
Бледный свет двигался по тусклому коридору, видневшемуся через запасной выход у неё за спиной.
Он обладал человеческой формой.
…Женщина?
Женщина, испускающая бледное свечение, и длинные волосы того же цвета пронеслись по воздуху, спускаясь по ступенькам рядом с аварийным выходом.
Она не человек, — осознала Мияко.
В конце концов, люди не сияют, и сквозь них не просматривается фон.
— И разве они могут делать такое лицо?
Мияко увидела лицо с поникшими бровями. Рот перекосило, словно в рыдании, а глаза были обессилены, словно что-то выискивая.
Если бы она была человеком, то ревела, — подумала Мияко. — Её выражение лица выглядит так, словно замерло в миг перед плачем.
Но если она не человек, то кто же?
Призрак? — Предположила Мияко, перед тем как покачать головой.
Когда Мойра 1-я позавчера рассказывала ей о 3-м Гире, то упомянула Тартарос Махину. Души людей полностью помещались внутрь, но конкретного человека нельзя было призвать.
Это означало, призраков индивидуальных людей не должно существовать.
— Тогда, что же это?
Мияко поднялась от перил лифта, но сияющая женщина больше не виднелась у подножья лестницы. Она знала, что ступеньки ведут к ангару внизу.
Гадая, стоит ли ей сходить проверить, Мияко кое-что вспомнила.
— Эта женщина была на портрете в холле?
…Артемида?
Это сестра Аполлона.
Она в той или иной форме находилась внутри базы?
— Или у меня начались галлюцинации от усталости?
Мияко приложила ладонь ко лбу и обнаружила пот.
Эта влага и холодный лоб сообщили ей правду.
И затем вместо света пришёл шум.
Снизу к ней донесся крик.
— ———!
Это был механический голос, исходящий от входа в ангар. Он как будто затряс даже свет, сочившийся из приоткрытой двери, и звучал почти по-звериному.
…Это вопль.
Пронзительный вопль продолжался снизу.
Мияко узнала в нём крик Тифона, но не понимала, почему он сейчас поднял голос.
Что происходит?
Мияко попыталась прислушаться, но вопль потряс её спину.
— Кх.
Завертевшееся в глубине неприятное чувство послало её внутрь.
От красного ковра под её стопами исходила приятная мягкость, и вопль из входа в ангар исчез.
Когда Мияко осознала, что он не исходит от подножья лестницы, она облегчённо вздохнула.
С этим теплым вздохом женщина прислонилась к стене.
…Что это был за вопль?
Он уже растворился, и она не услышала второго.
Это обрадовало её ещё сильнее, но в то же время…
…Прости.
Толи из-за того, что она видела лицо бледно-сияющей женщины, толи из-за понимания вопля Тифона, ей хотелось что-то с этим сделать.
— Проклятье.
Мияко вытянула перед глазами правую руку.
— Проклятье!
Она стиснула левый кулак и врезала в стену.
Мияко в очередной раз осознала, насколько самодовольна. Днём она раздавала горничным имена и находилась в их окружении. Вечером разговаривала с Аполлоном. После этого ей показалось, что она в какой-то степени их поняла.