— Мы можем обсудить это позже, Синдзё-кун. Я позабочусь о предварительных переговорах самостоятельно, так что можешь поспать.
— Ладно… Но вдруг люди 4-го Гира, если появятся, подумают что я ленивая? И-и пока я сплю, не делай ничего странного. Серьёзно. В самом деле. Без шуток.
После тройного настояния на своих словах, Синдзё неосознанно утратила равновесие и, медленно заваливаясь назад, попыталась поймать себя локтями.
Однако…
— Э?
Её поддержало нечто наподобие стула.
Это земля. Травянистая земля поднялась диагонально для поддержания её спины.
Растительность медленно выгнулась дугой, которая подпёрла и удержала её спину.
— …
С поднятой земли медленно образовалось существо, сотканное из растительности. Это было создание метрового роста, с головой и шестью ногами. Оно очень медленно вставало, и его силуэт стал напоминать муравьеда или медведя.
Затем растительное создание легло, чтобы послужить спинкой для сиденья Синдзё.
Саяма увидел, как она от него отпрянула.
— С-саяма-кун, это?..
— Думаю, оно хочет, чтобы ты к нему прислонилась.
— Точно.
Девушка глянула на живот растительного существа.
Оно подняло часть тела, напоминающую голову, повернулось к ней и наклонило её на бок.
Увидев это, Синдзё покосилась на Саяму и кивнула. С решительным взглядом она прильнула к животу существа.
Со звуком шелеста травы и листьев её худая спина погрузилась в тело создания. Это напоминало падение на толстое одеяло.
— Ух ты, оно такое тёплое.
Она прищурилась, и растительное существо подняло к ней голову. Там не оказалось рта, но были пятна, похожие на глаза. Саяма предположил, что это его органы чувств.
Когда Синдзё отблагодарила создание, оно разок качнуло телом.
— Саяма-кун, — сказала она с улыбкой. — Ну, ты знаешь, как мне вдруг захотелось спать? Мне кажется, причина в этой штуке. Оно поглощало всё мое изнеможение.
— Оно использует какой-то концепт, поглощающий избыточное тепло от других животных?
Вместо голоса он услышал ответ в форме озвученных мыслей.
— Саяма?
Голос словно бы неуклюже выстраивал необходимые звуки.
Он повернулся к растительному существу за спиной у Синдзё. Девушка тоже туда повернулась, а значит, голос слышал не только он.
— Это твой голос?
— Саяма.
Голос повторился, и он не мог ощутить в нём явной направленности.
— Саяма.
В этот раз голос вызвал движение. Вокруг Саямы и Синдзё медленно поднялись похожие растительные существа. Всего их собралось около десятка.
Но затем Саяма заметил, как в лесу, на стенах, и на потолке поднимается больше существ.
Они все наклоняли и качали тела, словно в волнении, и задавали один и тот же вопрос с шелестом листьев и травы.
— Саяма?
И поэтому Саяма ответил.
— Под «Саямой» вы случайно подразумеваете не Саяму Каору?
Ему представлялось, что дело как раз в этом. Он никогда раньше здесь не был, а его дед отвечал за 4-й Гир.
Тем не менее, парень не получил ответа. Собираясь вместе и разлёгшись на земле, растительные создания всего лишь произнесли:
— Саяма это Саяма.
Они продолжили.
— Синдзё это Синдзё.
— Э? — сонно удивилась Синдзё, частично свернувшись калачиком.
Саяма жестом её успокоил.
— Должно быть, они раса, способная проводить различия между категориями, но не способная распознавать индивидуальности внутри этой категории. Слышимый нами голос, скорее всего, коллективное сознание их всех. Они рассматривают меня и моего деда как одного и того же Саяму, и считают тебя и Синдзё из Департамента Национальной Безопасности теми же Синдзё.
— Тогда, это означает…
— Да. Они знают моего деда и Синдзё из Департамента Национальной Безопасности, а значит должны быть жителями 4-го Гира.
После чего к ним обратились растительные существа. Они начали с имени Саямы, но затем произнесли следующее:
— Пойти с Саямой.
— Что? — спросил Саяма.
Пока он гадал, что они подразумевали под «пойти с» ним, все они подняли головы и произнесли одно слово:
— Обещание.
Час пик Железнодорожной Линии Тюо продолжался с семи до девяти утра.
На какой бы станции ни сядешь в поезд по этому маршруту — он будет забит. Даже поезда, покидающие Токио, затопят толпой людей каждого, кто не займёт место на конечной станции.
Один поезд двигался на запад к Канде, первой остановки после Станции Токио. Этот экспресс покинул Станцию Токио после восьми и направлялся в Оуме.
После Канды, количество пассажиров превышало возможный объём. Большинство из них были офисными работниками или студентами, и они занимали столько места, что стояли на цыпочках.
Но в то же время, кое-кто не попадал в эти категории. В четвёртом вагоне сзади совсем рядом с выходом стояло два иностранца в костюмах. Одним был высокий пожилой мужчина, а вторым — молодой человек в очках.
С каждым покачиванием поезда вздымалась людская волна и угрожала их раздавить.
Пожилой человек нахмурился и произнёс по-английски:
— Роджер, Роджер. Что это за пытка? И кому мне пожаловаться?
— Полковник Одо, это ритуал путешествия под названием Санкин котай, который издавна практикуется в Японии. Когда сёгун управлял правительством, известным как сёгунат Эдо, лордам местного правительства приказывали отправиться в Эдо, и это ритуальное путешествие приводило к Замку Эдо излишнее количество людей. Мы покинули Станцию Токио, расположенную рядом с Императорским Дворцом, где ранее находился Замок Эдо. Другими словами, месторождением этого ритуала является сама Станция Токио.
— Ясно, ясно. Значит, мне следует воспринимать это как причудливый японский обычай?
— Тэстамент. Прошу, сохраняйте толерантное сердце. К тому же, когда я жил в Японии, мне приходилось терпеть этот час пик каждое утро.
— Роджер, Роджер. Это твои проблемы. Они не имеют никакого отношения ко мне. А ещё когда я говорил, что хочу осмотреть рабочую ситуацию в этой стране, не припоминаю, чтобы просил испытать её на себе.
— Вот как?
Роджер опустил плечи и вздохнул.
— Кстати. Кстати, Роджер. Начни рассказывать мне о цели, которую мы должны отыскать. Ты хорошо знал её отца, правда?
— Тэстамент. Отец Хио Сандерсон, Джеймс Сандерсон, был американцем и в то же время членом японского UCAT.
Прибывая на Станцию Отяномидзу, поезд покачнулся. Динамики известили об остановке, люди зашевелились, и плотность толпы снова возросла.
С тяжёлым рывком поезд тронулся с места, и внутри накатившей волны ещё большего количества народа Роджер произнёс:
— Джеймс был пилотом механического дракона. В то время в японском UCAT находился отдел, разрабатывающий механических драконов, но у них не оказалось подходящего пилота. Они пытались получить кого-то из американского UCAT, но…
— Мы отказали. Да, мы им отказали, Роджер. Мне известно, что происходило с американского конца во второй половине восьмидесятых. Американский UCAT единственный обладал технологией механических драконов, и мы не собирались передавать её кому-либо ещё.
— Но один пилот отправился в японский UCAT, по существу дезертировав. Этого пилота звали Джеймс Сандерсон. Он был молодым пилотом механических драконов, и в то время являлся нашим главным пилотом, но неожиданно ушёл из американского UCAT, в тот же самый день похитил механического дракона и направился в японский UCAT.
— С чего бы? С чего бы ему предавать Америку?
Пока Роджер поправлял очки, поезд качнуло вправо, и толпа людей наклонилась.
— Это произошло под влиянием его деда. Его дед прибыл в Японию в составе американского UCAT и помог разрушить 5-й Гир. Джеймс гордился этим фактом. Однако его мать была удочерена его дедом, и он, судя по всему, узнал об этом только в старшей школе. Я бы предположил, что это сыграло роль в причине, по которой он хотел узнать больше о деде, — объяснил Роджер. — Американский UCAT прикрыл этот скандал. Джеймса Сандерсона перевели в японский UCAT, и под предлогом Войны в Персидском Заливе прочих молодых членов, которые шли наперекор начальству, перебрасывали к силам американского UCAT, расположенного в Японии, именуя это «оказанием помощи». Мы на пути в Ёкоту, которая, считая ту войну и последующее время, станет моим домом в третий раз.