Но, несмотря на эпилог, всё происходящее до него вполне меня удовлетворяет. Мы получили серию, которая с самого начала знала, к чему идёт, и закончилась там, где необходимо. Всеми «прыжками выше головы» Каваками будто пытался создать идеальную концовку, такую, чтобы никому не захотелось большего (серьёзно, как можно ЭТО переплюнуть?). Я всё еще надеюсь на некий 2nd AHEAD, но как и сказано в авторском послесловии, это будет уже совсем другая история о совсем других персонажах. Пока же хочется ещё раз вспомнить о тех героях, которые остались тут.
Саяма и Синдзё. В этой книге мы видим Саяму таким, каким не видели его никогда. Беспомощного, потерянного, но всё равно рвущегося к своей цели, несмотря ни на что. Начиная с конца 6Б, эта книга снова и снова испытывает его решимость, делая Саяму чистым воплощением непоколебимости человеческого духа. Его внутренний монолог во время бега и последняя речь в конце — одни из самых ярких моментов, о которых многие протагонисты могут только мечтать. Синдзё же… сложно поверить, как она выросла за эту серию. Если глянуть на её картинку в первом томе и в последнем — это будто два разных человека. Редко встретишь героиню с таким разительным ростом по ходу серии.
И да, я не могу упустить сцену единения Синдзё и Саямы, то бишь, ТУ САМУЮ сцену. Для неподготовленных читателей это наверняка было сложно воспринимать, но для Каваками подобное в порядке вещей. Он вставляет такие сцены начиная с Гонг Конга и не гнушается добавлять к ним откровенные иллюстрации. Просто удивительно, что Денгеки до сих пор позволяет ему их печатать, тогда как другим авторам приходится в лучшем случае оставлять пространные намеки, а в худшем вообще ничего. Для меня обе сцены (Садаме и Сецу) не стали неожиданностями не только из-за сцены в 6Б или того, что я заранее видел картинки, но и потому, что это логичный шаг в их отношениях, который просто нельзя было оставить за кадром. И Каваками опять рвёт шаблон, вставляя после откровенной сцены флешбек прощания с матерью Синдзё. Еще одна сцена, которую долго ждёшь, и которая работает, несмотря на сентиментальность.
Изумо и Казами. Несколько жаль, что Изумо, по сути, остался единственным персонажем Отряда Левиафана, не получившим собственной арки. Каваками как будто хотел её куда-то вставить, но потом не нашёл подходящего места, и мы получили только обрывки тут и там. Это не делает Изумо плохим персонажем, но всё же хотелось гораздо большего. Казами же в основном расставляет тут точки над «И». Её прощание с G-Sp2 получилось одной из самых трогательных сцен в книге. Кто бы мог подумать, что Каваками заставит меня взгрустнуть по металлическому копью.
И я откровенно зол на автора, что он испортил единственный романтический момент Изумо и Казами тупой шуткой. Так делать нельзя. Опять же, они этого не заслужили.
Хиба и Микаге. Возвращение Микаге в строй получилось таким, каким я его и представлял, но её редизайн… на любителя. Кто-то больше предпочтет старую версию Микаге, но, по мне, такой вариант делает её более уникальной и согласуется со всей её линией эволюции. Порой люди меняются до неузнаваемости, и мы должны быть готовы это принять.
Хиба же в этой книге… настоящий МУЖИК. На его реванше с Тацуми мне хотелось аплодировать стоя. Вот таких МУЖИКОВ, а не школьников, не хватает современному ранобе. И опять же, редко когда увидишь, чтобы персонаж настолько вырос над собой.
Хио и Харакава. Для меня эти двое всегда были самой реалистичной парой в Овари. Они практически лишены типичной анимешной (и ранобешной) гипертрофированности и фетишизма, и ведут себя, как вели бы себя парень и девушка их возраста. Да, Хио порой щеголяет перед Харакавой голышом, но его это не заботит, так что какая разница? Вообще они получили в этой книге не так много сцен, но те, что были, определённо запоминаются. Отдельный плюс Харакаве за умение мотивировать Хио в любой ситуации. А вам слабо столкнуть свою девушку с обрыва, чтобы привести её в чувство?
Итару и Sf. Для меня именно эти двое, а не Саяма и Синдзё, были сердцем всего Овари. Именно в их противоречивых отношениях воплощено всё то прошлое поколение, с которым мы прощаемся по ходу сюжета, чтобы создать новый мир. И неудивительно, что прощание с ними наиболее болезненно. И ведь конец здесь очевиден с самого начала, и ведь иначе и быть не могло, но всё равно когда приходит эта сцена, когда Sf говорит «Итару-сама, где вы теперь?» в тебе ещё теплится надежда, что всё может обернуться иначе. Как можно было создать настолько глубокого персонажа, лишённого эмоций? Как можно было создать настолько неискреннего персонажа, который всю свою жизнь только и думал, как бы отплатить другим? Интересно, какое же имя Итару называет перед самым концом? Эти двое так и не смогли сказать правду друг другу, так и не смогли раскрыть при жизни свои истинные чувства. И когда по радио звучит речь Итару, тебе хочется встать вместе со всей школой. Тебе хочется тоже прокричать «Тэстамент» и сказать, что всегда есть надежда, как бы плохо ни было. А Sf навсегда останется для меня превосходной горничной и одним из лучших роботов в литературе вообще.
Ооширо Казуо. К сожалению, старик Ооширо так и остался до конца всего лишь комедийным персонажем. Даже в его сцене с №8 после событий 18-й главы нас ждала очередная клоунада и перекидывание шуточками. Но так ли это? Что, если именно этого все и хотят? Что, если неловкая горничная пытается неумело утешить старика, который никогда раньше не показывал плохого настроения? Что, если этот старик после всей боли, потерь и трагичных событий решил никогда не унывать и сделать UCAT местом полным надежды и оптимизма? Что, если именно его неудержимая энергия и помогала им протянуть все эти годы? И теперь, когда он вполне вправе заплакать, ему не позволяют даже этого, ибо миру по-прежнему нужен клоун. Миру нужен тот, над кем все будут смеяться, издеваться, и который всегда будет дарить хорошее настроение. Миру нужен этот грустный клоун, который даже не имеет права грустить. Подобно Саяме, играющему роль злодея, Ооширо Казуо играет роль клоуна. И если Саяма всё же имеет право на боль и проявление эмоций, старик не смеет даже этого. Иначе всё, за что они боролись, полетит к чертям. Несколько неожиданный взгляд, правда?
Тацуми и Алекс. Совсем неудивительно, что эти двое тоже получили своё развитие в книге. Для Тацуми весь седьмой том, по сути, очеловечивание и падение с небес на землю. Слишком долго она была просто непобедимой силой, слишком долго казалась невозмутимой стервой, что когда Рюдзи наконец-то пробивает её панцирь, это выглядит даже несколько непривычно. Как и в случае с Саямой, здесь мы видим её такой, как никогда прежде. Алекс же один из тех героев, которых любишь как раз за то, что они не меняются. И когда приходит та самая сцена, которая тоже до боли очевидна, ты не находишь в себе сил её читать, ибо не хочется такого исхода. Я очень долго откладывал перевод из-за этой сцены, и от одной только фразы «Справедливость восторжествует» у меня всё переворачивается внутри. Это воистину одна из лучших сцен Каваками, что даже в одном из томов Хорайзона он попытался её в какой-то мере воссоздать. Но копия в данном случае не превзошла оригинал, поэтому доказательство справедливости Алекса ничто не сможет пошатнуть.