В начале войны его линкор с другими кораблями стояли две недели, отражая атаки врага, и лишь каким-то чудом они и еще два корабля смогли вырваться из кольца, увозя на борту раненых и гражданских. Он помнил, в каком аду он был, он помнил, как грузились шаттлы с последними гражданскими, как оставшиеся корабли прикрывали их бортами, чтобы те могли долететь от станции на уходящие корабли. Он помнил лица испуганных измученных людей, но в их глазах, хоть маленькой каплей, горела надежда! А на этой должности он оставлял людей без нее. Тогда, сумев пробиться к своим, он долго вспоминал оборону станции «Z», он вспоминал горящие корабли, взрывы мин, голоса погибающих товарищей. Да, станция погибла вместе с еще двумя десятками кораблей, но тогда было все понятно, враг наступал, они оборонялись! Да, там было пекло ада, но совесть была чиста и спокойна, все было логично и понятно, не то, что сейчас! Он сходил с ума каждый вечер, когда возвращался со службы, он боялся спать. С этими мыслями он вошел в док, сел в ожидающий его шаттл, передал маршрутный листок пилоту.
Тот взглянул на задание, вбил координаты в компьютер и доложил:
— Три часа лету! Разрешите вылетать?
— Да, лейтенант, разрешаю! И передайте в управление КП Самары о времени прибытия, чтобы вовремя подали машину! А я пока покемарю, разбудите за полчаса до посадки!
— Так точно! — ответил пилот, и начал запрашивать у диспетчерской разрешение на вылет и коридор прохода.
Ларин вышел из кабины пилота, опустился в пассажирское кресло. Шаттл покинул док и взял курс на Землю. Старлей посмотрел в иллюминатор, там вдали виднелась Земля, а перед глазами были доки лунной станции. Он видел корабли, стоящие на ремонте, в них почти все было сильно изуродовано попаданиями вражеских снарядов. Обгоревшие борта, в них зияли расплавленные дыры, вырванные орудия, разрушенные установки ПВО, взорванные надстройки, всё это говорило, что земному флоту пришлось очень тяжело!
За верфями находилось кладбище кораблей, которые уже нельзя было не восстановить. С них снимали то, что могло еще пригодиться, а остальное отправляли на переплавку. Кораблей было очень много, и это было еще одним свидетельством, что земной флот участвовал в жестоких битвах. Вот и сейчас перед иллюминатором буксиры протащили крейсер, было видно, что ему очень сильно досталось. Из зияющих дыр до сих пор шел дым, командирской рубки не было, орудия уничтожены, разбиты стабилизаторы. Как этот корабль вышел из боя, одному богу было известно.
Ларин прикрыл глаза, перед ним проносились жестокие схватки при обороне станции, горящие звездолеты, разрывы мин. Потом — оборона Урана, за ней Сатурна, они стояли на противоположном фланге от соединения Власа, не давая врагу обойти корабли, прикрывающие эвакуацию. Он помнил и тот момент, когда «Парижская Коммуна» попала под перекрестный огонь вражеских линкоров. Он помнил тот момент, когда он вдруг услышал странное шипение, это луч вражеского орудия прожигал броню, затем в правом углу командного поста батареи, где находились наводчики, вспыхнула ослепительная вспышка, как его отбросило на другую сторону поста, как он почувствовал невыносимый жар, хоть и гермошлем был опущен. Потом он потерял сознание и очнулся лишь в шаттле, улетающем от горящего линкора. Затем был госпиталь на Земле, и врачи на комиссии, как он их ни убеждал, что полностью здоров, были непреклонны:
— Мы рекомендуем штабную работу, через полгода следующая комиссия, вот там и посмотрим.
Старший лейтенант находился в этих размышлениях, когда картинки госпиталя, комиссия начали таять, перед глазами стали появляться различные лица людей, молодых, старых, женщин, мужчин, стариков, детей. Он видел, как тускнели их глаза, он видел, как дрожали их руки, он слышал их голоса. Лавриченко открыл глаза, пот струился по лицу.
В этот момент раздался голос пилота из динамиков:
— Старший лейтенант, просили разбудить на подлете! Из самарского отделения передали, что машина уже ждет.
Ларин попытался успокоиться, проверил форму. Та, как и всегда, была безупречна, начищенные до блеска ботинки, наглаженные брюки, идеально сидящий китель, блестящая кокарда на фуражке, все было идеально.
Шаттл сел вдали от основных строений космопорта, рядом не было ни души, лишь к трапу подъехала ожидающая его машина. Старший лейтенант вышел на взлетное поле, на дворе стояло лето, здесь в этих краях, оно достаточно жаркое. В нос Ларину ударил запах акаций и речной свежести, всего в нескольких километрах текла Волга. Но старшему лейтенанту было не до летнего отдыха, он старался сосредоточиться на задании. Он сел в машину, отдал листок с адресами, сказав водителю самому выбрать удобный маршрут. Машина тронулась с места, выехала через КПП космического патруля и направилась к городу. За окном мелькали утопающие в зелени деревья, налитые сочной травой поля, синие речушки. Но Ларину была безразлична эта красота, он знал, что едет приносить людям боль.