Холодный ветер развивал ленты на венках, замораживал слёзы. Хорошо хоть буря немного стихла, явив из-за рваных туч бледное, измученное непогодой солнце.
Прохор старался отогнать мысли о смерти матери. Не верил своим глазам. Совсем недавно они ужинали дома. Она испекла чудесный пирог, пальчики оближешь. Мать умела печь и просто хорошо готовила, а теперь, из-за прихоти неизвестной мрази, лежала в гробу. Прохору истово захотелось поймать и выпотрошить недоноска.
С десяток родственников застыли у него за спиной, шепчась и переминаясь с ноги на ногу. Шёпот стал громче. Послышались недовольные реплики: «Какого чёрта?», «Скотина», «Совести нет», «Прилетел стервятник».
Прохор обернулся. К гробу шагал его отец, держа в руке букет красных роз. Он бросил семью, когда Прохор пошёл в первый класс. Нашёл какую-то прошмандовку и со спокойной душой свалил. И вот сейчас, через столько лет, появился. Видно лучшего времени, чем похороны, не нашёл.
Они не поздоровались. Отец знал, что сын его ненавидит. Он склонился над бывшей супругой, собираясь поцеловать в лоб. Прохор неожиданно для всех и себя оттолкнул его в сторону. Отец попятился, зацепив букетом шарф на шее покойницы. Ткань съехала в сторону, явив взорам шитое-перешитое горло.
— Что это? — невольно вырвалось у отца.
— Что?! — вспылила дородная тётя Клава. — А ты не в курсе что ль, сердобольный?!
Её попытались успокоить родственники, но она ещё больше завелась.
— Тварь, какая-то искромсала! Ты бы, Семён, валил отсюда, по добру, по здорову!
— Это не твоё дело! — разозлился отец. — Раскудахталась!
— Тихо, — прошептал Прохор. — Тихо.
И вдруг в нутрии него вспыхнуло пламя гнева: «Мать лежит мёртвая, а они тут срутся меж собой».
— Заткнитесь все! — крикнул Прохор.
Мгновенно наступила тишина, прерываемая всхлипами вечно больной бабы Тани. Через минуту, кто-то подал знак могильщикам. Они резво заколотили крышку и стали опускать гроб в промёрзшую могилу. Родственники смиренно проходили мимо, бросая вниз комья земли. Когда прошёл последний, могилу зарыли. Земляной холм сразу начал заметать вездесущий снег.
Поминки прошли скомкано и тихо. Никто не говорил прощальных речей, никто не плакал. Родственники тихо скорбели. Через пару часов трапеза была закончена. Стали расходится, желая Прохору крепиться и мужаться. Когда он остался один, к нему подошёл отец.
— Я очень сожалею, — начал он было.
— ПШёл ты, — огрызнулся Прохор. — Вали к своей тёлке.
— Кати больше нет, — ответил отец. — Умерла год назад.
— Что теперь хочешь?
— Загладить вину. Помириться. Я поступил с вами очень плохо, но так уж вышло.
Прохор отвернулся.
— Я хочу мира, — говорил отец. — Что мне сделать, чтобы ты простил? Ведь кроме тебя у меня больше никого нет.
— Что сделать? — Прохор задумался. — Найти тварь, которая убила мать и…, - он провёл большим пальцем себе по горлу.
Желание и решительный взгляд сына напугал Семёна, но он взял себя в руки.
— Ты шутишь? За это по головке не погладят.
— Тогда убирайся из моей жизни.
Отец задумался.
— Хорошо сынок, — спокойно ответил он. — Я сделаю это, если поможешь.
Прохор уверенно кивнул. Они пожали руки.
Пленница слушала и не слышала. Все её мысли были о свободе и еде. Тело саднило от одуряющей, убивающей волю боли, благо руки теперь не были связаны.
«Та женщина на тротуаре. Да. Она не знала, что заслуживает лучшей жизни, чем сейчас. Я помог ей переродиться. В новой жизни она будет богатой, счастливой красавицей. Я знаю, что делать с самого детства. Тогда дед оставил меня одного охранять небольшое стадо овец. Сам ушёл в село на несколько часов. И тогда явился он. Я видел его мощь и силу. Это было великолепно. Я испугался. Он заметил меня и не тронул. Думаешь, пожалел? Нет. Передал свою силу и мудрость. Принял меня, посчитал равным. Теперь я знаю, каков мой путь. Я — спасение».
Боровик вышел перед небольшой аудиторией оперативников, среди которой сидело его прямое начальство.
— Господа офицеры, — начал он. — Дело приобрело нехороший оттенок. Точно такие же убийства обнаружены в отчётах за прошлый и позапрошлый год. Не понимаю, почему на них до сих пор не обратили внимания. Возможно, потому, что некто потрошил бездомных и бродяг. В этой халатности ещё предстоит разобраться.
— Что Вы хотите сказать? — прервал его полковник Яров.
— По моему мнению, — сказал Боровик, — в Красном Литейщике орудует серийник.