Над древним королевством благословленной принцессы Колднесс всю ночь беспощадно завывал свирепый северный ветер, самозабвенно треплющий тяжелые, будто бы свинцовые тучи за мохнатые бока. Они, точно послушное стадо, щедро сыпали вниз крупные белые хлопья, еще в полете намерзавшие на ветви деревьев и опускавшие их до самой земли. Всю ночь старуха-Зима разукрашивала свои владения сверкающей ледяной мишурой, развешивала на еловых лапах комки подтаявшей небесной ваты, расстилала по земле пушистые искрящиеся ковры. Всю ночь, до самого рассвета, в глухой чаще не смолкали яростные, торжествующие и отчаянные песни — боевые гимны стаи диких майтьен, — громадные звери, затканные в серое и серебряное великолепие своих роскошных зимних шуб. Они тенями мелькали среди клочьев бушующей вьюги, то появляясь, то вновь исчезая в вихрях колючих снежинок. И на рассвете, когда распушившееся от холода солнце осторожно выглянуло из-за горизонта, позолотив лишь самые верхушки заснеженных крон, город встретил новый день настороженным молчанием, словно не знал, чего ему от него ждать. Все молчали — звери, птицы, и даже веселые сентреты не трещали, сидя на ветках и грызя прошлогодние шишки — смирно сидели проказницы в своих гнездах, не смея и носа высунуть наружу. Единственным звуком, нарушавшим хрусткую, точно тонкая корочка льда, тишину было негромкое поскрипывание снега да хриплое, прерывистое дыхание, то и дело сменявшееся надсадным кашлем. Лишь крестьяне, так и не обратив должного внимания, брались за свои каждодневные дела и обязанности.
Мороз обжигал кожу, зимнее светило тонуло в искрах белого снега. Свет отражался от белоснежных сугробов и слепил глаза. Холодно, но очень светло. Железо заледенело и покрылось инеем. Горожане. Простые приезжие, прибывшие сюда совсем недавно и провожающие уже второй месяц в царстве вечной Зимы, взрослые и дети, тонулунды и странники — оборванцы, все шагали молчаливыми толпами к сводам Ледяной Пещеры. Вытаптывая общую дорогу, они все шагали по ней, словно в почтении склоняли головы, проходили под аркой входа, — точно показывали трепетное почтение к тому Богу, что покоиться на вершине. Он, спящий непробудным сном Гламулос, обязательно когда-нибудь проснется… Они проходили мимо могилы Краканура, — пруд уже покрылся сплошным слоем толстого льда и сиял в отблесках утреннего солнца. Гладкая его поверхность, словно отполированный щит слепила глаза, заставляла отворачиваться и идти прочь. Толпы поднимались все выше и выше по коридору, что спиралью обхватывал тело стройной вершины; вышли на утес, где слева тотчас возникла отвесная громада скалы, холодная и безучастная ко всему. А справа, пропасть и смерть, следующая бок обок с ней. Люди трусливо прижимались к телу горы и почти скреблись наверх… Вскоре появились створки гигантских ворот. Они являли собой творение в тринадцать, может чуть больше, футов высоты. Высеченные из синего льда, покрытые изображениями монстров, выкованных из альзара с такой любовью и заботой, что многие и многие узнавали в них настоящие копии живых покемонов. В самом верху была выбита рунная надпись; многие уверены в том, что создана она вместе со строительством общего сооружения. На самом же деле это далеко не так, — руны эти были весьма условно переведены с древних текстов и отбиты здесь уже в наши дни, как приветствие и напутствие претендентам на трон Ледяного Короля. Сквозь проем уже не было видно белесой поверхности ледяного озера. Сегодня, плоская вершина была с широким размахом застроена, заставлена разномастными постройками и сооружениями совсем непонятными, тут и там дымили яркие шатры. Над головой закрывался сводчатый ледяной потолок, по бокам вырастали стены, совершенно прозрачные, точно из стекла. Люди выходили на трибуны построенной арены, где ристалищем стала поверхность водоема. Все здесь прекрасно сочеталось друг с другом, — глаза было сложно отвести от фантастических ледяных узоров, покрывающих темную от влаги и мороза деревянную поверхность скамеек.
Стадион зашумел. У многих от непривычного гула закладывало уши, особенно у людей — новичков, впервые выползших из своих нор на общепринятое культурное мероприятие — посмотреть финал Ледяного Королевства! «Старики», уже привыкшие, и для которых неровное рокотание поля — не больше чем декорация на заднем плане, жадно всматривались в поле грядущего боя. Краски смешивались, ликования восторженных фанатов, их неудержимые эмоции, — какой-то мужчина явно пытался докричаться до кого-то, но из-за шума стадиона слова по физическим причинам не долетали до своей цели. Ветер засвистел. В разных концах поля начали показываться какие-то фигурки. Вскоре, ристалище накрыла стена, отгородившись от трибун. Защитное поле искрилось, а во многих местах еще были видны большие черные пятна копоти — след недавней битвы за бронзовую медаль.
По трибунам продолжали рассаживаться все новые и новые болельщики. Кто понаделал транспарантов с «революционными» лозунгами, типа: «Вперёд, Уэйн де Зон!» или «За Алобастию!». Поле давно закончили заливать водой, с двух сторон его было расположено по три кольца в равнобедренном треугольнике, с четвертым в центре, который напоминал собой обыкновенный покеболл. Узоры эти не ярко светились, отражаясь на ледяных стенах слабым пурпурным огоньком.
Прошло еще несколько минут, — ворота со скрипом затворились и зрители не остались безучастными, наблюдая за этим волнующим зрелищем. На арене появился судья. С короткой козлиной бородкой, высокий и сухой старик, с совершенно седыми волосами, которые были аккуратно сбриты с боков. Он носил форму Белого Стража, которая как нельзя лучше ему подходила, — мужчина воспарил в воздух, расположившись на ничем не поддерживаемой платформе. Стальная тарелка и человек на ней взлетели ровно над центром поля, покинув заградительный барьер. В этот момент, из двух противоположных сторон, из своих раздевалок на поле вышли финалисты, — стадион разразился бурными приветствиями. Эш Кичум шагал с северного входа, его противник с южного. Они сошлись в центре поля и неохотно пожали друг другу руки, после чего спокойно и молча разошлись по местам, заняв светящиеся треугольники. Комментатор и судья облетел арену вокруг, проверив толькому ему известные аспекты предстоящего сражения, — огласил хорошо известных тренеров, пожелал удачи и затем ударил в гонг, свисающий золотым диском над самыми воротами. Телеэкран отобразил портреты обоих участников, — был запущен таймер, — первые секунды схватки начались. Трибуны на мгновение замерли…
Уэйн словно очутился в оазисе самой древности. Вокруг было еще более сумрачно и влажно чем обычно, и холодная влага не доходила до земли, оседая белой шапкой на сводах арены. Звуки стихли, даже ветер спрятался, болельщиков не было слышно… Тренер стоял и рассматривал свое отражение в ставшей вдруг еще более гладкой и теплой поверхности льда. Глаза горели тем внутренним огнем, присущим лишь крайне впечатлительным юношам, волосы черной волной разметались по плечам. Он смотрел в манящую поверхность камня, и не мог оторвать взгляда Вдруг, слева раздались звуки скрипки, справа — переливы флейты, сзади вклинились ритмичные удары барабана. Звуки сплетались, гармонично накладывались друг на друга, создавая неповторимое музыкальное плетение военного гимна. Теперь де Зон боялся отвести глаза от темно-серого небосвода и посмотреть откуда раздаются звуки, чьи умелые руки их извлекают. Он просто закрыл глаза и отдался переполнявшему его восторгу. Четкий ритм заставлял замирать сердце, облизывать пересохшие губы. Мечта. Исчезла горечь, ожили смех, счастье, любовь.
— Тебе начинать, де Зон! — ну вот… все и закончилось. Голос ментала прервал чудесное видение. Уэйн покачал головой, но не успел и слова вымолвить, как Эш вновь заговорил:
— Ты настолько разжег свое пламя ненависти, что готов уничтожить весь мир, только бы затушить его!
Взгляд тренера ярости стал серьезным, даже суровым… он стянул с макушки маску, полностью скрыв лицо:
— Тебе не понять! Тебе не испытать и доли тех страданий, что пришлось пережить мне! А потому следи за языком, и избавь меня от подобных речей, — он с трудом ворочал языком, словно тот был скован цепями; в его обычно мягком взгляде проскользнула стальная искра, но резиновая маска скрыла это от ментала…