– А вот это ты не сваливай в одну кучу! Я просто хотел понять, есть у меня хоть малейший шанс на твою благосклонность, мисс образцовость.
– И? – губы Стаси скривились в ироничной улыбке.
– Есть. Точно! – Леон прошептал ей это в самое ушко.
– И ничего ты не понял…
– Всё я понял, поэтому так и лезу на рожон. Ты свои зрачки видела? А я видел, – не дожидаясь ответа, со вздохом облегчения сказал Лео. – Они у тебя расширились во всю радужку, как и у меня, наверное. Аж, мозги закипели.
– Причём здесь мои зрачки? – безуспешно пытаясь вырваться из его рук, зло спросила Стаси.
– Притом. Это же безусловный рефлекс на приятное сексуальное возбуждение? Если бы я тебе был противен, то схлопотал бы по уху. А я не схлопотал. И вообще, Луна в тот вечер была великолепная!
– Лео! Это нечестно.
– Конечно. Нечестно. Я всю ночь, как больной, по саду мотался, комаров кормил, думаешь легко? Ладно, ты сейчас непримиримо возмущена, а я, хоть и гад, но беззащитный абсолютно. Короче, я продолжу… – Лео выдохнул, «ухнув» по-спортивному.
– В общем, Стаси, я давно уже не мальчик, а мужик во всех смыслах, – Стаси только головой покачала, вздернув возмущенно брови. – И произошло это очень давно, когда я в академии ещё учился, сто лет тому назад. Жил в общаге во время сессий, парни все взрослые, и надо мной подтрунивали все, что я желторотый папенькин щенок вислоухий. Да и меня самого этот вопрос полов очень сильно уже интересовал. Но это же нормально в двадцать лет? Ты как думаешь?
– Я никак не думаю. Отпусти меня домой.
– Ну, уж нет. Погибать, так погибать с музыкой. Я вообще-то тебя об этом, как врача, сейчас спросил. Я читал, что это нормально, ну так вот, не только я так про себя подумал. Нас, курсантов, старшие офицеры иногда просили что-нибудь там погрузить, выгрузить, мебель в квартире помочь переставить, или затащить на этаж, ну, короче, использовали по-товарищески там, где была нужна дурная сила. Однажды и я по просьбе нашего капитана затащил в его квартиру его жене кучу барахла всякого. Стол, стулья. Чаем напоила с пирожками, ухаживала, как за… короче, узнал я, какая мягкая кровать у нашего капитана.
– И как? – Стаси была напряжена, как струна, с ней впервые мужчина так откровенно говорил о таких интимных вещах, и почти спокойно.
– Никак. Я так и не понял, из-за чего этого «такого» моя мать отца предала. Упражнение с известной в принципе конфеткой в конце. Как собачка на арене. И имени я даже у неё не спросил, не интересно было. Но я стал чувствовать себя увереннее. Парни это каким-то нюхом почувствовали, ржать перестали. Я стал, как все. А потом, года через два, я как-бы даже почти влюбился и тоже в очень взрослую женщину, замужнюю, работала в академии ассистенткой на кафедре. И муж у неё нормальным мужиком оказался. Не понимаю, чего ей-то не хватало? Ну, я-то понятно – развязался кобелёк, ходил, глазами рыскал. Мужа увидел – и как отрезало, не захотел ему пакостить.
Стаси готова была провалиться сквозь землю от возмущения и стыда, и раздражения и, как ни странно, она ещё и переживала из-за сочувствия к нему, ко взрослому растерянному мужчине, который так нервно и напряженно вздыхал и держал её за плечи дрожащими от волнения руками.
– Стаси, я понимаю, что причиняю тебе неприятные минуты сейчас, ты потерпи, а? Пока я всё это дерьмо не выкину из души, ради нашей же чистоты и доверия, уже ни ты, ни я покоя знать не будем. Мне, правда, тоже до тошноты это всё противно, но я тебе врать даже в малости не хочу. Это почти всё. Была ещё пара эпизодов, но это чисто по-пьяни, неразборчивая мужская офицерская сволота, просто почти обязательная физкультура после пьянок каких-нибудь «по случаю» Даже лиц не помню, стыдоба полная. Москва большой город, мимо пройдёшь – и не узнаешь ту, с кем вчера заснул. Гусарство дешевое холостяцкое.
–Значит, правильно тебя здесь гусаром называют? Кроме того, ты ещё и кутила, – Стаси уже почти смирилась с ролью исповедника.
– Гусаром? А это по другой причине. Это за мои джентельменские подвиги. Здесь нет ни одной, кто может меня обвинить в холостяцких мужских приключениях. Да, танцевал, провожал до крыльца дома, угощал пироженками, но… всех, и только один раз. На второе свидание с кем-то идти не хотелось, второе свидание – это уже обязательство на шее. Исключения я ни для кого не делал никогда. И кутить я давным-давно перестал. Просто у всех мальчиков такой период идиотского бахвальства мужского бывает. У нормальных – всё быстро проходит. Давно прошло, потому что бессмысленно и неинтересно. До сих пор было именно так.