1 октября
יהוה
Сегодня я пошел к мистеру Гольдштейну впервые с тех пор, как пытался улететь в Израиль. Мама привезла меня в еврейскую школу и осталась ждать на улице. Его не было ни в подвале, ни в молельне, в конце концов я нашел его на заднем дворе. Он копал яму для молитвенников с порванными корешками. Я поздоровался, но мистер Гольдштейн ничего не сказал и даже не посмотрел на меня. Тогда я сказал, что завтра, возможно, снова пойдет дождь, а он ответил, что сорняки и дураки растут и без дождя, и продолжал копать. Голос у него был грустный, и я попытался понять, что он хотел мне сказать. Я стоял рядом с ним, наблюдая, как яма становится все глубже. На его ботинки налипла грязь, и я вспомнил, как однажды кто-то из даледов прилепил ему на спину бумажку с надписью «Пни меня». Никто не сказал ему об этом, даже я, потому что я не хотел, чтобы он вообще узнал о том, что она там была. Я смотрел, как он завернул три молитвенника в старую тряпку и поцеловал их. Круги у него под глазами стали темнее. Я подумал, что его фраза могла означать, что он разочарован, и я попытался понять почему. И когда он положил сверток с порванными молитвенниками в яму, я произнес: «Да возвысится и освятится имя Его». Я увидел, что из глаз мистера Гольдштейна текут слезы. Он стал засыпать яму землей. Его губы шевелились, но я не слышал, что он говорит, тогда я приблизил ухо к его губам, и он сказал: «Хаим (так он меня называет), ламедвовник должен быть скромным и совершать деяния в тайне». После этого он отвернулся, и я понял, что плакал он из-за меня.
2 октября
יהוה
Сегодня снова пошел дождь, но мне все равно, потому что ковчега больше нет и потому что я разочаровал мистера Гольдштейна. Быть ламедвовником — значит не говорить никому, что ты один из 36 праведников, от которых зависит мир, совершать добрые дела и помогать людям так, чтобы они тебя не замечали. Вместо этого я рассказал Альме, что я ламедвовник, и маме тоже, и той женщине из авиакомпании «Эль-Аль», и Луису, и мистеру Хинтцу, учителю физкультуры, потому что он пытался заставить меня снять кипу и надеть шорты, и еще некоторым людям. К тому же за мной приезжала полиция, а пожарные разобрали мой ковчег. Из-за этого всего мне хочется плакать. Я разочаровал мистера Гольдштейна и Б-га. Не знаю, значит ли это, что я больше не ламедвовник.
3 октября
יהוה
Сегодня доктор Вишнубакат спросил, не кажется ли мне, что у меня депрессия. Я спросил, что такое депрессия, и он ответил, что это значит быть грустным. Я не стал говорить ему, что он невежда, ведь ламедвовник не стал бы так говорить. Вместо этого я сказал, что если бы лошадь знала, как мелок человек по сравнению с ней, она бы его растоптала. Так иногда говорит мистер Гольдштейн. Доктор сказал, что это интересно, и попросил развить мысль, но я отказался. Потом мы несколько минут посидели молча (мы так делаем иногда), но мне стало скучно, и я заявил, что зерно прорастает на компосте — это тоже слова мистера Гольдштейна. Это еще больше заинтересовало доктора Вишнубаката, он даже записал фразу в свой блокнот, а я добавил, что гордость лежит на навозной куче. Потом доктор Вишнубакат попросил разрешения задать вопрос. Я сказал, что все зависит от вопроса. Тогда он спросил, скучаю ли я по отцу, а я ответил, что почти его не помню. Он сказал, что, должно быть, тяжело потерять отца, но я ничего не ответил. Если хотите знать, почему я ничего не ответил, так это потому, что я не люблю, когда о папе говорят те, кто его не знал.
Я решил, что с этого момента, прежде чем сделать что-то, я буду всегда себя спрашивать: «Сделал бы это ламедвовник?» Например, сегодня Альме звонил Миша, и я не стал спрашивать его, хочет ли он поцеловать ее взасос, потому что когда я спросил себя, сделал бы это ламедвовник, то получил ответ «нет». Миша спросил, как Альма, и я сказал, что хорошо. Он попросил передать ей, что он звонил, чтобы узнать, нашла ли она того, кого искала. Я переспросил, потому что не понял, о чем он, и тогда Миша сказал: «Вообще-то лучше не говори ей, что я звонил». Я ответил: «Хорошо» — и ничего не сказал Альме, потому что ламедвовники умеют хранить секреты. Я не знал, что Альма кого-то ищет, и попытался сообразить кого, но у меня так и не получилось.