– Ты отчасти прав, Гэйбл. Без расизма тут не обошлось. – Он откусил полноги и начал с громким хрустом жевать. Когда он говорил, куски баранины и костей вылетали у него изо рта. – Если ты думаешь, что быть орком плохо, попытайся стать людоедом.
Гэйбл посмотрел на мясные объедки, плавающие в его эле. Он пожал плечами и осушил кружку. Вкус был неплохим, хотя можно было бы обойтись и без людоедских слюней.
Фрэнк провел своим мясистым черным языком по огромным серым зубам.
– Ты знаешь, сколько людоедов занимают командные должности в Легионе? Ни одного.
– Уж не думаешь ли ты, что заслужил повышение? – Регина пыталась собрать свои переливающиеся соломенные волосы обратно в пучок.
– А почему бы и нет? Я здесь самый старший по званию людоед. А ведь это Людоедский отряд.
– Только людоеды могут командовать людоедами? Ты это хочешь сказать? – спросила Регина.
– Это немного похоже на расизм, – сказал Гэйбл.
– Дело не в том. – Фрэнк рыгнул, и что-то вылетело у него из глотки, шмякнулось в другом конце зала и укатилось в темноту. – Дело в том, что я просто рассуждаю, как можно продвинуться по службе.
– Просто согласитесь, нас всех просто снова поимели, – вздохнул Гэйбл.
Они с размаху чокнулись кружками.
– Ну и кто этот новый парень? – спросил Фрэнк.
– Вечно Живой Нэд.
– А я думал, он – просто вымысел.
– По-видимому, нет.
Фрэнк заворчал.
– Ну и как мы собираемся убить парня, который не может умереть?
Регина оставила волосы в покое, и они упали ей на плечи. Какой-то весь покрытый шрамами солдат никак не мог отвести взгляд от ее прекрасных локонов. Вскочив из-за стола, она сломала ему нос и вернулась обратно.
– Он может умереть.
– Ты уверена? – спросил Фрэнк. – У него все-таки говорящее имя: Вечно Живой.
– Он человек и, прежде всего, мужчина. – Она произнесла последнее слово с ненавистью. – Все люди, а тем более мужчины, смертны. Следовательно, Нэд тоже должен быть смертным.
– Не хочу разрушать твой силлогизм, – сказал Гэйбл, – но я просмотрел его дело.
– Что еще за силлогизм? – спросила Регина. У нее было скверное настроение, и она не хотела пропустить какое-нибудь оскорбление в свой адрес.
– Силлогизм – это умозаключение, в котором из двух суждений-посылок получается третье – вывод.
Фрэнк подозрительно покосился на Гэйбла.
– Это ты выдумываешь.
– Нет, не выдумываю, – ответил Гэйбл. – Это примитивная философия. В книге прочитал.
– Чтение, – сказал Фрэнк. – Не особо по-орочьи.
Гэйбл сделал вид, что этого не слышал.
Суровые глаза Регины сверкнули.
– Ни один мужчина, смертный или бессмертный, не может сравниться с амазонкой. Он умрет. Мы найдем способ убить его.
Они усмехнулись.
Гэйбл встал.
– Мне пора идти. Новый командир прибывает через пятнадцать минут. Его доверенный первый офицер должен быть на месте, чтобы приветствовать его.
Фрэнк и Регина снова усмехнулись. Когда орк ушел, они заказали еще по одной.
– Тоже мне силлогизм! Я все равно считаю, что он гоблин, – сказала Регина.
Фрэнк пожал плечами.
– Некоторые всегда недовольны собой.
– Несчастные глупцы.
А затем амазонка ударом сбила с ног тролля, который неосторожно загляделся на ее грудь.
В Безжалостном Легионе на Рухов надевали упряжь и использовали в качестве транспорта. Этот эксперимент давал неоднозначные результаты. Гэйбл предпочел бы гигантских стрекоз. Их было легче приручить, на них было легче и даже немного быстрее летать. Но большим шишкам, которые руководили подобными вещами, больше нравились царственные, похожие на рептилий, покрытые трепещущими красно-золотыми перьями и ужасно вопящие птицы. Короче, всем было наплевать на мнение Гэйбла.
Рухов вообще нельзя было приручить. Максимум, что с ними можно было сделать, – накормить и постараться не раздражать их. Когда они не были голодны или недовольны, они обычно вели себя хорошо. Если, конечно, не было сезона спаривания. Или их внимание не привлекал какой-нибудь громкий звук. Или сверкающий предмет. Или запах жареного цыпленка. Или им не казалось, что пахнет цыпленком. Или у них просто не было желания растоптать что-нибудь своими громадными ногами. Для таких гигантских созданий они были страшно прыгучими.
Гэйбл посмотрел на небо. Рейс задерживался на десять минут. Может быть, это была обычная задержка. Может быть, транспорт проголодался и остановился перекусить. Тогда это был бы первый случай, когда нового командира переварили до того, как он достиг крепости.
В программе с Рухами и во всех других проектах, где требовались бесстрашные работники, с потерями которых можно было бы не считаться, были задействованы гоблины. Их беспросветная тупость была на руку. Иначе с такой скоростью, с которой они размножались, они уже давно наводнили бы весь мир.
Гэйбл остановил проходящего мимо гоблина. На нем был шлем с гребнем пилота эскадрильи. Гэйбл не мог точно вспомнить, у какой из эскадрилий был такой шлем. Либо у ЛетающихПолдников, либо у Непрожуйцев. У этого пилота было три насечки на шлеме, означавших, что он три раза успешно взлетел и приземлился на Рухе, при этом не погибнув. Его можно было считать закаленным ветераном.
– Слушаю, сэр! – пилот небрежно отдал честь, но Гэйбл не обратил на это внимания.
– Есть какие-нибудь новости о командире?
– Нет, сэр! – прокричал пилот. – Но я уверен, что с ним все в порядке!
Гэйбл посмотрел на загоны. В них взад и вперед расхаживали четыре Руха. Их длинные змеевидные хвосты поднимали в воздух облака пыли. Их безжалостные глаза сверкали. Самая большая птица, высотой примерно в тридцать пять футов, вдруг укусила другую. Укушенный Рух пронзительно завопил и ответил обидчику. Вскоре все четыре монстра вопили и рвали друг друга на куски. Пол загона был весь в пятнах засохшей крови и огромных перьях, оставшихся после предыдущих ссор.
Три гоблина, вооруженные длинными заостренными палками, вбежали в загон. На языке укротителей Рухов их называли «усмиряйщиками». Одного из них неуклюжая птица расплющила. Второго ухватила клювом и проглотила. На смену погибшим пришли новые укротители, и, спустя несколько минут разъяренного клекота и испуганного повизгивания, Рухи успокоились. Два гоблина, которых не съели или не раздавили между делом, вышли из загона, широко и довольно улыбаясь.
Гэйбл никогда, ни за какие коврижки даже близко не подошел бы к одной из этих проклятых птиц.
Пилот почувствовал его опасение.
– Однажды полеты на Рухах станут самым безопасным способом передвижения, сэр!
В его словах не было ни капли сомнения. Хотя Гэйбл терпеть не мог, когда его путали с гоблинами, он восхищался их неистребимым оптимизмом.
– На вашем месте, я бы не волновался за командира, сэр! Эйс – наш лучший пилот, сэр!
Гэйбл сделал шаг назад. Крики гоблина начинали утомлять.
– Сколько у него полетов?
– Семь, сэр!
Гэйбл был поражен.
– Он, должно быть, хорош.
– Да, сэр! Он действительно знает, что делает! И потом, Рухам не нравится его вкус, сэр! Они глотали его три раза, сэр! И все три раза выплевывали, сэр!
– Как ему повезло. – Гэйбл знаком отпустил гоблина. – Ты свободен.
Пилот снова отдал честь.
– Спасибо, сэр!
Когда звон в ушах Гэйбла утих, Рух наконец-то показался на горизонте. Его полет был на удивление ровным, огромные крылья величественно и мощно поднимались и опускались. Но посадка была самой сложной частью. Рухи были грациозны в воздухе, но неуклюжи на земле.
Пилот натянул вожжи, пришпорил Руха, и тот резко нырнул вниз. Когда, казалось, столкновение с землей уже неизбежно, птица затормозила и, не разу не споткнувшись, остановилась. Укротители бросили пилоту веревку, он обвязал ее вокруг шеи Руха и, широко улыбаясь, соскользнул по веревке вниз.
Даже для гоблина Эйс был низкого роста – чуть выше двух футов. Несмотря на это он был полон удали и выглядел эффектно. Почти героически. Он снял защитные очки и отбросил за плечи свой длинный шарф. У него не хватало одного уха, по-видимому, откушенного Рухом. Или кем-нибудь еще. Жизнь гоблинов была опасна.