Она не желала спать одна, скорчившись на полу.
С преувеличенной осторожностью Тесме встала на колени, на мгновение замерла и медленно поползла к кровати. Она до боли всматривалась в Хайрога, но в глазах стоял туман, и она различала лишь общие его очертания.
— Ты спишь? — прошептала она.
— Ты ведь знаешь, что я не буду спать.
— Конечно, конечно. Я как-то отупела.
— Тебе плохо, Тесме?
— Плохо? Нет, не очень. Ничего особенного, разве что… как бы это… — Она заколебалась. — Я пьяна, понимаешь? Ты знаешь, что значит быть пьяным?
— Да.
— Мне не нравится на полу. Можно, я лягу с тобой?
— Если хочешь.
— Я буду очень осторожен и не стану задевать твою больную ногу. Покажи, какая.
— Она почти зажила, Тесме, не беспокойся. Ложись здесь.
Она почувствовала, как его рука взяла ее за запястье и потянула вверх.
Поднявшись, девушка легла рядом, чувствуя чешуйчатую кожу от груди до бедра, такую прохладную и такую гладкую. Она несмело провела рукой по его телу. Как отлично выделанная кожа для чемодана, подумала она, надавив пальцами и ощущая могучие мускулы под жестким покровом. Запах его изменился, стал резким, пронизывающим.
— Мне нравится твой запах, — пробормотала она.
Тесме уткнулась лбом в его грудь и плотно прижалась к нему. Много месяцев, почти год она не была ни с кем в постели, и было хорошо чувствовать так близко чужое тело. Даже Хайрога, подумала она, даже Хайрога. Просто прикоснуться к кому-нибудь, почувствовать близость. Это так хорошо — чувствовать.
Он дотронулся до нее.
Она не ожидала этого. Все их отношения складывались так, что она заботилась о нем, а он покорно принимал ее услуги. Но внезапно его рука прохладная, жесткая, чешуйчатая и гладкая — прошлась по ее телу, легко скользнула по груди, проследовала ниже, к пояснице, задержалась на бедрах.
Что это? Неужели Висмаан решил заняться с нею любовью? Она подумала о его теле, лишенном половых признаков, как у машины. Он продолжал гладить ее.
Это непонятно, подумала она, и сверхъестественно. Даже для Тесме.
Совершенно необъяснимо, ведь он не человек, а я… А я очень одинока. И очень пьяна.
Девушка надеялась, что он будет лишь гладить ее, но вдруг одна его рука скользнула вокруг ее плеч, легко и нежно приподняла, перекатывая на себя, и бережно опустила, и Тесме почувствовала бедрами выступающую твердую плоть мужчины. Неужели его пенис таился где-то в чешуе, и он выпустил его, когда подошло время? И он…
Да.
Он, казалось, знал, что нужно делать. Пусть он чужак, при первой встрече с которым она не могла определить, мужчина он или женщина, но он явно понимал теорию любовных игр людей. На мгновение почувствовав, как его пенис входит в нее, она испытала ужас и отвращение, страх, что он повредит ей или причинит боль, и где-то в глубине сознания билась мысль, насколько это карикатурно и чудовищно, это совокупление женщины с Хайрогом, то, чего никогда не случалось за всю историю Вселенной. Ей отчаянно захотелось вырваться и убежать в ночь, но-она была слишком пьяна, слишком кружилась голова, а потом она осознала, что он вовсе не повредил ей, и что пенис его скользит внутрь и наружу с размеренностью часового механизма, а ее лоно трепещет от затопившего его наслаждения, заставляя дрожать и всхлипывать, наваливаясь на его гладкий, жесткий…
Она пронзительно закричала в момент оргазма, а после лежала, свернувшись на его груди, трепеща, постанывая и мало-помалу успокаиваясь.
Она протрезвела. Она понимала, что сделала, и это изумило ее, даже больше, чем изумило. Знали бы в Нарабале! Хайрог — любовник! И наслаждение было таким сильным! Но вот получил ли он какое-нибудь удовольствие? Тесме не посмела спросить. Как узнать, бывает ли у Хайрогов оргазм? И есть ли у них вообще такое понятие? Ей захотелось узнать, занимался ли он любовью с женщинами раньше, и вновь она не посмела спросить. Он был не очень искусен, но определенно более ловок, чем некоторые из тех мужчин, которых она знала. Экспериментировал ли он с ней, или просто его чистый ясный разум вычислил ее анатомические потребности — этого она не знала, и сомневалась, что когда-нибудь узнает.
Он ничего не сказал. Тесме прижалась к нему и погрузилась в беззвучный тихий сон, каким не спала уже неделю.
6
Утром она чувствовала себя необычно, но не раскаивалась. Они не говорили о том, что произошло между ними ночью. Висмаан играл кубиками, а Тесме на рассвете ушла поплавать, вымыть похмелье из головы, затем убрала остатки вчерашнего пиршества, приготовила завтрак, а после отправилась в длительную прогулку на север, к небольшой мшистой пещере, где просидела большую часть утра, вспоминая плоть прижавшегося к ней тела, прикосновение его рук к ее бедрам, бешеную дрожь потрясшего ее экстаза. Она не могла сказать, что находит его привлекательным: раздвоенный язык, волосы, как живые змеи, чешуя по всему телу, — нет, нет, случившееся прошлой ночью не имеет ничего общего с его физической привлекательностью, подумала Тесме.
Но тогда почему это случилось? Вино и токка, сказала она себе. А еще одиночество и готовность восстать против общепринятых ценностей горожан Нарабала. Отдаться Хайрогу, поняла она, — лучший способ бросить вызов всему тому, во что верят эти люди. Но с другой стороны, подобный поступок теряет смысл, если о нем не узнают. И она решила взять Висмаана с собой в Нарабал, как только он сможет вынести дорогу.
После случившегося они делили постель каждую ночь — поступать иначе казалось нелепо. Но ни на вторую ночь, ни на третью, ни на четвертую они не занимались любовью. Они лежали рядом, не касаясь друг друга, и не разговаривали. Тесме готова была отдаться, если бы он потянулся к ней, но он не делал этого, а сама она предпочитала не навязываться.
Молчание между ними становилось для нее все тягостнее, но она боялась нарушить его, опасаясь услышать то, чего не хотела слышать: что ему не по вкусу их любовные игры, или что он смотрит на свершившееся совокупление как на непристойное и неестественное, которое позволил себе только один раз, и то лишь потому, что она оказалась слишком настойчивой, или что он понимает, что по-настоящему она не испытывает к нему страсти, а просто воспользовалась им, дабы дойти до конца в своей непрекращающейся войне против всяких условностей.
К концу недели, измучившись нараставшим беспокойством и напряжением, страдая от неопределенности, Тесме рискнула прижаться к нему, когда легла вечером в постель, позаботившись, чтобы это выглядело как случайность, и он с готовностью обнял ее. Потом они одни ночи занимались любовью, другие — нет, но всегда это происходило случайно и ненамеренно, почти обыденно и как-то непроизвольно, после чего она засыпала. Каждый раз, отдаваясь, она получала огромное наслаждение, вскоре перестав замечать чуждость его тела.
Теперь он уже ходил сам и упражнялся каждый день. Сначала с ее помощью, затем самостоятельно он обследовал краешек джунглей, поначалу передвигаясь осторожно и с опаской, но вскоре шагал уже свободно, лишь слегка прихрамывая. Купания, кажется, способствовали выздоровлению, и он часами плескался в маленьком прудике Тесме, досаждая громварку, жившему у берега в грязной норке, — эта старая тварь украдкой выбиралась из своего убежища и лежала у воды, словно выпотрошенный, промокший и покрытый грязью мешок с колючками. Он мрачно глазел на Хайрога и не возвращался в воду, пока тот купался.
Тесме утешала его нежными зелеными ростками, которые собирала в ручье и до которых громварку было не добраться на своих маленьких лапках.
— Когда же ты покажешь мне Нарабал? — спросил Висмаан в один из дождливых вечеров.
— Могу завтра, — ответила она.
Ночью она чувствовала необычное возбуждение и настойчиво прижималась к нему, желая отдаться.
Они вышли в путь с первыми проблесками дождливого рассвета, уступившего скоро яркому сиянию солнца.
Тесме шла не спеша, и хотя казалось, что Хайрог вполне выздоровел, она все равно двигалась медленно, и Висмаану было нетрудно держаться за ней.