- Ну... уж прости, некоторых людей только так можно вразумить, - она присела на корточки и посмотрела ему в глаза снизу вверх. - Я могу что-то еще сделать для тебя? Как тебя зовут-то?
- Берни. Ох, дочка, нет, ничего не нужно больше. Я и так просил много.
- Я найду Илара и заставлю этого засранца появиться дома, - сказала она, еще не вполне представляя, как выполнит обещание.
Рин порылась в рюкзаке, выдернула со дна кошелек и несколько тысяч ремов из него.
- Вот. Держи. Это немного, но большего дать не могу, впереди дорога долгая...
- Девонька! - изумился старик и попытался вернуть ей деньги. - Ты что ж! На это два месяца жить можно!
- Вот и поживи. Я передам Илару, что у него есть племянник. А сейчас, прости, дед, мне нужно идти. Спешу.
Она поднялась и, хлопнув его по плечу, зашла в комнату, где сидел сжавшийся от страха перед ней Вил, и где лежала все еще слабая дочка старика. Рин подошла к Вилу и подцепила кончиком ножа его подбородок.
- В глаза мне смотри, - потребовала она, - и повторяй за мной: я никогда не обижу старика.
- Я не... не обижу старика.
- Я не трону жену и буду заботиться о ней.
Он послушно повторил, заикаясь.
- Ребенок - мое сокровище, и я воспитаю его хорошим человеком.
Вил замешкался, бросив взгляд в сторону деда с ребенком, но ледяная сталь, больно кольнувшая горло, действовала очень убедительно. Он шумно сглотнул, проследив глазами за бликами на кромке лезвия, и повторил сказанное.
- Узнаю, что нарушил обещание - распотрошу, как рыбу. Ясно?
Вил быстро закивал. Рин удовлетворенно хмыкнула и направилась к выходу.
- Прощай, дед. Скорее всего, мы больше не увидимся. Будь здоров!
И выскочила на морозный воздух, глубоко вдыхая его чистый ледяной запах. После разговора с этой пьянью ей хотелось дышать как можно глубже сладким холодным ароматом и вымыться самым едким мылом. Рин, осторожно оглядываясь по сторонам, быстро зашагала прочь от деревни, надеясь, что никто больше ее не остановит.
Значит, нашлась пропавшая родня Илара... Вот как! Оказывается, они просто переехали, поэтому он и не смог найти их на прежнем месте.
- Только не забудь ему сказать... - пробормотала Рин. Обернулась посмотреть на черный домик деда, чтобы запомнить место, и увидела встающее над лесом солнце. В золотых лучах ей на миг почудилось солнечное, улыбчивое лицо Илара.
- Да, щенок, зря ты из дома сбежал, - протянула она, вспоминая смешного товарища: долговязый и нескладный парень с вечной смешинкой в карих, как у собаки, глазах. Она и щенком-то его называла именно поэтому. - В твой дом пришел вор, а тебя нет... Доведет этот Вил до могилы твоего папашу... Доведет. Не успеешь ты.
Рин прибавила шагу, в мыслях крутились последние разговоры с Иларом.
Интересно, почему она сейчас вспомнила его так отчетливо, словно они расстались вчера, а не полгода назад? Ведь даже никогда не общались близко, с чего вдруг такая тоска по нему? И почему мысли о нем в прошедшем времени? От злости на себя Рин пнула снежный ком.
- А-ах-а! У-у... - она нагнулась потереть ушиб. Снежный ком оказался куском льда.
Ее взгляд упал в сторону Арны. У самого берега, под низким навесом, крытым досками и сеном, сидел рыбак и смолил лодку. На секунду ей показалось, что там сидит Арман - так похож на него был тот рыбак. Такая же большая фигура, словно у медведя и косматые черные волосы. Арман был для Рин одним из «островков спокойствия». Самый надежный во всем мире человек, ради которого Рин прошла бы даже через пламя А-Керта[1]. Вторым таким человеком была Заринея, сестра Армана. Верная подруга, способная выслушать и - что немаловажно - понять.
- День тоски по близким объявляю открытым! - горько усмехнулась Рин. - Для полноты картины осталось найти кого-то похожего на Зару.
Еще шагов сто она прошла в тишине, строя увлекательные планы, в которых фигурировали Зара, Арман и три бутылки маклирки.
- Скучаешь, Рин Кисеки! Строишь из себя невесть что, вся такая ледяная королева, а ткни поглубже - и все! Уже не ледяная королева, а мамин пирожок с олениной.
И сама себя оборвала:
- Да заткнись ты! Почему сразу с олениной-то? - помолчала немножко и вздохнула тяжело: - Эх, сейчас бы маминых пирожков с олениной!.. Да и вообще, повидать бы ее... Что ж я за дрянь такая? Ну ладно, приехать не могу, но письмо-то послать никто не запрещал! Как приеду к этому герцогу, сразу напишу ей! Благо, там близко, можно почтой послать.
Рин уже представляла, как в красках распишет весь последний год жизни. Да, письмо выйдет немаленькое...
Рин писала маме раз в год, чтобы сообщить, что все еще жива, что движется к цели, что однажды вернется. Обратного адреса не оставляла, поэтому не получала ответов и не знала, как обстоят дела дома. Она все еще называла Истван домом, хотя и не имела на это права: путь туда был закрыт, ее изгнали. И хорошо: меньше соблазна вернуться. Признаться по совести, Рин думала о том, чтобы перевезти маму в Кимри и поселить в своей квартире, но всякий раз эта мысль ломалась об один железный аргумент Заринеи: «Ты редко бываешь дома, ты не сможешь о ней позаботиться, а ей будет плохо и неуютно жить среди людей одной. Она - не ты, люди не примут ее, а она не примет их». Рин огрызалась, говорила, что сможет, но через некоторое время соглашалась с подругой. Да и не сживется она с мамой... Характеры не позволят.