- О, тебе даже это рассказали, - притворно удивилась Рин.
- А также, что их было всего шесть и что их охрана была поручена тебе.
- Ладно, я соврала. Бутылки я разбила, а письма съела. Такие гадости в них написаны, что до сих пор изжога мучит, - она уже откровенно веселилась.
Гвинет нервно дернул щекой, на скулах заходили желваки.
- Не шути со мной, - предупреждающе сказал он холодным тоном, но спохватился и затем продолжил уже ласково: - Послушай... Я понимаю, ты боишься рассказывать мне все здесь и сейчас, пока нет гарантий твоей безопасности. Но... Ты можешь существенно облегчить господину Доунбриджу жизнь и не допустить сеанса его общения с моими дознавателями. И сама избежишь того же. Более того, я сегодня великодушен настолько, что готов в обмен на твою откровенность предоставить вам хорошую каюту вместо трюма с крысами.
Анхельм подумал, что голос капитана хорошо подошел бы коту, который уговаривает птичку открыть клетку. Рин молчала, в ее голове происходил напряженный мыслительный процесс.
- Твои предложения очень заманчивы... - сказала она после долгого молчания. - Я подумаю.
Фиалковые глаза капитана хищно блеснули. Рин ответила ему спокойным взглядом, в котором не было ни капли страха.
- Я знаю, что тебе нужно, - сказала она. - Я подумаю и решу, когда получу, как ты выразился, гарантии моей безопасности.
Анхельм был готов завопить.
Капитан корабля не соврал: каюту им предоставили неплохую. Анхельм уловил мысль Рин, что похуже, чем была у нее на «Джиневре», но требовать большего от вражеского корабля было бы глупо. Как только матросы убрались и за ними защелкнулся замок на двери, Рин принялась вытряхивать из шкафов все тряпье в поисках подходящей одежды. Доунбридж рухнул на койку, безучастно глядя в пол.
- Зря рассиживаетесь, Генри, - заметила девушка, примеряя парусиновые штаны. - Скоро они придут за нами и пожелают узнать, где мы спрятали письма. Потрудитесь придумать достойную ложь.
- Вы же знаете, что все утонуло, - вяло отреагировал тот.
- А они этого не знают. Они знают, что письма были в бутылках, и не верят, что такие ценные сведения можно было просто взять и утопить. Они считают, что я спасла письма и могу их достать, если они будут достаточно настойчивы. А еще они пожелают узнать правду у вас, ведь вы же вслед за мной прыгнули за борт.
Рин подкатала брючины, подпоясалась тесьмой, оторванной от старого дырявого плаща, и приступила к поискам рубахи.
- Не надейтесь, что бы мне ни обещал Родемай-младший, я не буду спасать вас ценой своей жизни.
- Вы должны охранять меня! Это приказ! Это ваш долг! - вскинулся Доунбридж.
- У меня был приказ охранять письма, а не вас, - поправила она. - И я этот приказ выполнила. Так что идите на хер.
- Что?! - истерично завопил посол, вскакивая. - Да что вы себе позволяете?! Я буду жаловаться Гальярдо! Нет! Я пожалуюсь...
- Да жалуйтесь кому хотите! Можете даже истерить, как маленькая девочка, что плохая Рин вас обидела. Жалуйтесь, на здоровье! - поморщилась девушка. - Если выживете, в чем лично я очень сомневаюсь.
- Думаете нас... убьют? - испуганным шепотом спросил посол. Надменность слетела с него мигом.
- Вас - да, - уверенно ответила та. - Ну, если не продадут в рабство. Хотя раб из вас, как из меня балерина. Скорее, вас просто бросят на корм домашним тиграм его величества. Вы жирненький, им понравится.
Посол тихо взвыл и забился в угол каюты. В этот день никто к ним не пришел, и Анхельм чувствовал лишь напряженность и раздражение Рин. Ей хотелось скорой развязки.
Но и на следующий день никто не явился выбивать из них сведения. И через день тоже. По утрам и вечерам им приносили еду: мерзкую на вкус похлебку из рыбьей требухи и две кружки воды; два раза в день выводили в отхожее место. Доунбридж худел не по дням, а по часам, что очень ему шло: наконец-то стал походить на человека, а не на откормленную свинью. В первый день он вообще отказался от «этих гнусных помоев», на второй одумался и, зажмурившись и зажав нос, стал есть. На третий день он уже поглядывал на порцию Рин.
Напряжение девушки сменилось расслабленностью. Ее раны зажили, поэтому она стала чувствовать себя лучше и спокойнее. И это было очень вовремя, потому что на пятый день плавания капитан сообщил им, что корабль уже подошел к берегам Маринея и совсем скоро решится их судьба.
Глава 8.2.
Их вели, как рабов: на веревках, с мешками на головах, в спину утыкалось дуло мушкета. Руки Рин не связали, решив, что под прицелом она все равно никуда не денется. Анхельм чувствовал, как Рин изо всех сил напрягала слух, стараясь определить по говору портовых обывателей, в какой город их привезли. Судя по тянущимся гласным, это была Маскарена, юго-запад Маринея. Их вели долго, жаркое солнце припекало, и невыносимо хотелось пить. Когда караван наконец остановился и с голов пленников сняли мешки, Анхельм обнаружил, что их привели в зал, который, судя по убранству, располагался где-то во дворце. На стенах висели дорогие гобелены с золотым шитьем и картины знаменитых художников. Полы из черного хельвея, дерева, произраставшего только на дальнем севере века назад, говорили о том, что это дом весьма богатого аристократа.