Ситуация складывалась непростая. Гвинет Родемай, обладающий положением в обществе, поддержкой сообщников, доверием королевы, сфабриковал обвинение от первой буквы до последней, удачно примазав к делу побитого Слайка. К счастью, королева не участвовала в сговоре, поэтому обвинители не обнаглели настолько, чтобы утверждать, что у них есть еще и прямые доказательства вины Рин. У Рин, не имеющей ни сторонников, ни юридических знаний и действительно, по сути, виновной в смерти визиря и в избиении этого одноглазого, не было никаких шансов оправдаться. Едва только она начала свою речь, Анхельм понял, что девушка прекрасно осознавала свое положение.
На вопросы судьи Рин отвечала со всем возможным уважением, вину свою признала лишь частично. Отказавшись от адвоката, она коротко рассказала свою версию событий, подчеркнуто вежливо игнорируя возмущенные реплики «потерпевших» и отвечая только по существу вопроса. Анхельм понял, что девушке пришлось вспомнить все свои знания этикета, чтобы у королевы сложилось о ней хорошее мнение. Ситуация осложнялась тем, что на аиргов в этой стране смотрели как на мусор, а сейчас все зависело от впечатления судьи.
Но почему она решила довериться королеве?
*~*
Суд удалился для вынесения приговора, и девушка снова обмякла в кресле, безучастно уставившись в мозаичный потолок. Весь этот цирк порядком ее доконал, и все, чего хотелось, - спать.
Когда королева вернулась и зачитала вердикт, Анхельму показалось, что Рин восприняла его как милость богов. Конечно, Рин знала, что решение в любом случае будет не в ее пользу, но все же надеялась, что хотя бы останется в живых, как и случилось. В связи с недостатком доказательств у обвинения и принимая во внимание чистосердечное признание, суд приговаривает подсудимую к пожизненным исправительным работам на золотых рудниках на благо короны Маринея. Со стороны работодателя и короны Соринтии осужденная подлежит следующим санкциям: увольнение без выплат, лишение звания и всех сопутствующих привилегий, а также экстрадиция из страны гражданской принадлежности в связи с запросом королевства Мариней, обоснованным двухсторонним договором о выдаче.
Гвинет при этих словах пошел зелеными пятнами и попытался оспорить вынесение слишком мягкого приговора, предупреждая, что осужденная обязательно сбежит. Королева слушала молча, а затем перебила коротким жестом и холодно вопросила, действительно ли контр-адмирал такого плохого мнения об охране рудников и считает ли он ее королевское величество глупее себя. Юный капитан покраснел, заткнулся, попросил прощения и спешно удалился из зала, не в силах выносить позор. Рин только скромно улыбнулась.
*~*
Ее конвоировали в камеру, в ближайшие несколько часов должна была прийти повозка, в которой заключенных отправляли на рудники. Оставшись одна, Рин легла на жесткие нары и стала рассматривать свой браслет с рисунком из бегущих друг за другом волков. Единственное, что у нее осталось после всех злоключений. При взгляде на эту вещицу горячие слезы потекли по щекам, а в горле встал колючий комок. Рин плакала беззвучно, не всхлипывая, тихо оплакивая все, что имела когда-то. Тоска и горькая печаль в душе Рин копились слишком долго, и это маленькое воспоминание о доме и прежней жизни стало последним камешком, разрушившим столь кропотливо возводимые стены спокойствия и безразличия.
Анхельм заразился ее мрачным настроением и погрузился в сладкие мечты о том, как бы он ее оправдал, если бы присутствовал на суде, и что бы он сделал с теми, кто ее подставил. Хотя, конечно, задним умом мы все гении. А что бы стало с ним самим в такой ситуации? С большой неохотой герцог признал, что сам он не дожил бы даже до суда.
*~*
И потянулась бесконечная вереница дней, где сегодня похоже на вчера и завтра тоже не будет отличаться разнообразием. Анхельм стал беспокоиться примерно через неделю. Он никак не мог понять, почему воспоминания так долго тянутся? Он всем существом своим чувствовал: что-то случилось и Рин больше не управляет трансом. Сколько времени прошло в реальности? Очнется ли он в то же мгновение или уже прошли недели? С одной стороны, вряд ли Рин стала бы начинать такое долгое дело, если бы в реальности время шло соразмерно. С другой стороны, а вдруг она и не собиралась показывать ему так много? Что, если что-то пошло не так, как она рассчитывала, и теперь им не выбраться из транса? Как мог, он гнал прочь эти мысли, но они возвращались вновь и вновь.