Орвальд радушно поприветствовал герцога Доунбриджа и помог ему сесть. Анхельм тоже поздоровался, галантно поцеловал ручку герцогине и поспешил завязать разговор с только что вошедшим герцогом Атриди. Хотя опасаться Рин было нечего, она натянула капюшон еще сильнее и подняла воротник полушубка, чтобы максимально скрыть лицо. Ни к чему ему знать, что она здесь. А то еще прилипнет, начнет задавать ненужные вопросы и привлечет внимание.
Тем временем в зал зашла дама в черном парчовом платье с золотым шитьем и пышным кринолином, горностаевой накидкой на плечах и тростью. С нею были две юные девушки-фрейлины и один здоровяк туповатого вида. Герцогиня была мертвенно-бледна. Темные глаза с залегшими под ними глубокими тенями смотрелись на высохшем лице словно провалы. Угольно-черное кружево платья лишь подчеркивало ее бледный и нервный вид, и потому в свои пятьдесят с чем-то лет она выглядела древней старухой. Герцогиня смотрела на собравшихся в зале людей с чувством собственного превосходства, однако без пренебрежения. Шла быстро, каблучки ее сапожек и трость стучали по мраморному полу едва ли не дробью, и Рин удивилась, откуда в такой высохшей и болезненной фигуре столько прыти.
Ее помощницы бросились вперед: одна отодвинула единственный свободный стул, который пришелся прямо напротив Анхельма, и помогла ей сесть; другая девушка поставила на стол бокал и наполнила его из фляги. Герцогиня выпила и поприветствовала собравшихся кивком.
- Я рад вас видеть, миледи Дорсен, - чуть склонил голову Анхельм. - Как поживает ваша семья? Был ли легок ваш путь сюда?
- Благодарю за заботу, мой мальчик. Все в порядке, - не глядя на него, ответила Амалия. - Полагаю, вы ждали меня? Я здесь. Начнем.
Анхельм поднялся со своего места и зачитал приветственную речь.
В ее начале он коротко прошелся по темам, о которых вещал с трибуны в Лонгвиле на празднике Середины зимы. Основой же его речи было завершение войны с Маринеем, и затем последовали многочисленные призывы к... Рин так и не поняла, к чему конкретно. Все это было настолько тщательно завуалировано, что продраться сквозь витиеватые фразы мог бы только человек, привыкший к подобному с младенчества. Общий смысл его выступления был таков: обратите внимание на то, что творит наш монарх.
За военными событиями, которые, несомненно, больше всего сказались на герцогствах Уве-ла-Корде и Мелуа, говорил Анхельм, власти предержащие, и это касается не только Дворянского собрания, но и его величества, стали забывать о том, что происходит внутри страны.
Когда он наконец закончил, в зал вошли слуги, принесли стулья, и Рин с Орвальдом сели.
- Вы говорите очень неоднозначные вещи, господин Ример, - сказал один из герцогов. Рин не знала его, но внешность этого мужчины казалась ей смутно знакомой. Это был средних лет господин в черном костюме и черной рубашке, с пышными черными волосами и смугловатой кожей, широким скуластым лицом и пронзительно-серыми, очень серьезными глазами. Герцог смотрел на Анхельма с подозрением, прищурив правый глаз, и тем самым немного напоминал Ростеди.
- Если я правильно вас понял, то вы считаете, что за военными делами мы пропустили нечто важное во внутренних делах страны, и кризисная ситуация, в которой Соринтия пребывает сейчас, является не следствием затяжной войны, а монаршего... Как бы это мягко сказать? Попустительства?
- Мы многое пропустили. Экономику страны трясет, как лихорадочного больного. Закрытие торговых путей с Маринеем и одновременное повышение расходов на содержание армии и государственного аппарата я не могу назвать иначе как безумством. И это лишь часть беды! Расширение личной императорской гвардии в десять раз! - Анхельм потряс свитком. - Страна не может позволить себе рекрутство, на котором настаивает его величество. Мне категорически не нравится эта идея.
- Не нравится? А вам нравится, когда на ваших территориях орудуют разбойные банды? Ах, простите! Виноват! Вы даже не знакомы с этими проблемами, ведь север-то у нас жирует, как это простолюдины говорят.
Анхельм презрительно улыбнулся.
- Север не жирует, как это говорят простолюдины, а эффективно распределяет средства и не принимает поспешных решений, которые провоцируют безработицу.
- У меня никогда и не было работы для такого количества беженцев! Я все прекрасно понимаю, они хотят есть и спать под крышей, а не в поле. Они бы рады работать, но работы нет, и первый путь к заработку для них в таких условиях - грабеж. Но я что сделаю? Отберу у своих и отдам чужим? Или закрою глаза на преступления? Нет уж. Расширение личной гвардии императора - необходимая мера. Его величество заботится о безопасности своих подданных после столь долгой войны, и я не вижу ничего плохого в его действиях.