- Пони своего поставь сама, конюха у нас нет.
Рин кивнула и пошла в конюшню, умный Хвостик проследовал за ней. Пришлось потратить какое-то время на то, чтобы почистить и тщательно прочесать пони, укрыть его попоной и задать корм. Довольный и счастливый Хвостик ласково потыкался ей мордой в ладонь и боднул в плечо, мол, все будет хорошо. Рин погладила его, обняла и ушла.
В зале народа было немного. Пятеро торговцев в традиционных зеленых плащах склонились над тарелками. У камина грелась парочка. Около бара крутился рыжий парень с гитарой, видимо странствующий музыкант. Он громко упрашивал хозяина налить еще пива, но, судя по всему, ему было уже достаточно.
Рин набросила капюшон и подошла к барной стойке. Крепкого вида мужчина с большой лысиной и полными розовыми щеками перевел на нее взгляд и молча стал разглядывать.
- Хозяин, есть комната на ночь?
- Конечно. Четыреста ремов - хорошая, с камином и умывальной, триста - похуже, без умывальной, двести - дешевая, только койка.
Рин ответила, не задумываясь:
- Хорошую, с камином и умывальной. И еще плачу за ужин и завтрак. И у меня пони.
- С пони на пятьдесят больше. Всего шесть сотен. Оплата вперед.
Рин достала кошелек, отсчитала нужную сумму и уселась в свободное кресло у большого камина в ожидании ужина. Кормили очень вкусно: после пяти дней, проведенных на сухих пайках, ароматная грибная похлебка показалась ей даром богов, а сливовый компот - медовым нектаром.
- Эй, де-шка-красавица! - к ней за стол плюхнулся тот самый пьяный музыкант. Рин мельком взглянула на него и продолжила есть.
- А ты одна тут, да-а? - он достал из кармана трубку и попытался ее набить, рассыпав по столу табак. От едкого запаха Рин тут же чихнула и вежливо попросила:
- Уйди, пожалуйста. Я ем, не видишь?
- Будь здорова! Ну-у, ты одна совсем, я подумал, скучно тебе, - взгляд его странных желтых глаз был по-пьяному стеклянный. - А чего ты такая невеселая?
«Потому что я пять дней нормально не ела, а тут меня отвлекают от этого чудесного занятия», - недовольно подумала Рин, отодвигаясь в сторону.
- Нормально у меня все. Просто голодная. Слушай, уйди, пожалуйста, а?
- А хочешь, я тебе спою? - не унимался тот. - Меня Гевин зовут! А тебя?
- Тебе какая разница? Уйди.
- Ну скажи! Я про тебя песню спою! - Гевин широко улыбнулся, и его улыбка почему-то показалась Рин странно знакомой и очень приятной, поэтому она смилостивилась и даже чуть улыбнулась в ответ. Пусть его.
- Ладно. Я Наира.
Музыкант уронил на стол трубку и тут же взялся за гитару. Хотя пьян он был в дуду, играл все же отменно. А когда запел, то Рин отставила тарелку и уставилась на него с улыбкой. Невысокий, звонкий и чистый голос был ей очень приятен, как и сама песня - лиричная, теплая, с красивыми словами.
Когда он умолк, в зале раздались жидкие аплодисменты, и певец встрепенулся.
- Очень красиво, - улыбнулась Рин.
Гевин поклонился и снова взялся за трубку.
- Ты красивая, - сказал он, глядя на нее из-под полуопущенных ресниц.
Рин проигнорировала реплику, внутренне напряглась.
- Красивые губы, нежные, - добавил музыкант, и Рин тут же украдкой облизнула их. - Чувственные и манящие. Можно взглянуть в глаза?
- Плохая идея, - натянуто улыбнулась она, снова уткнулась в тарелку и проморгала тот момент, когда он резко потянулся к ней и откинул капюшон. Едва он увидел сиреневую кожу и большие изумрудные глаза, в растерянности смотрящие на него, как замер с открытым ртом.
Рин резко набросила капюшон обратно и чуть не бегом бросилась в свою комнату на втором этаже. Сердце ее бешено стучало, в ушах билась кровь, щеки заливала краска. С досадой отметив свою странно бурную реакцию, девушка тяжело привалилась к запертой двери и прислушалась: в зале было тихо. Ладно, может, пронесет на этот раз? Может, не узнали? Рин подождала немного. Скинула с себя тяжелый овчинный полушубок, оставшись в легкой внутренней курточке. Сняла и ее, осталась в спецовке на ремнях, со множеством кармашков, в которых были метательные ножи и ядовитые дротики. Разожгла камин, помыла руки и разглядела себя в зеркале.
- Нда-а, - резюмировала она, глядя на синяки под глазами. Разгладила пальцами морщинки на лбу, но это не помогло. - Какая-то ты, товарищ Кисеки, помятая и основательно за...
Она не успела сказать, какая еще, потому что раздались тяжелые шаги на лестнице, и в дверь постучали. Рин схватилась за револьвер и достала из ножен клинок с длинным и тяжелым лезвием, изогнутым, как крыло у сокола. Она назвала его «Соколиная песня», потому что при его взмахе раздавался тонкий протяжный свист, похожий на соколиный крик.
- Наира? - Она узнала голос барда. - Это я, открой!