- Ты знаешь, я, если честно, ужасно радуюсь, когда он называет тебя девочкой или младенцем. Потому что твоя похвальба своим возрастом в аж целых семьдесят четыре года уже сидит у меня в печенках, - признался Анхельм.
Рин обалдело посмотрела на него и нервно рассмеялась.
- Да... - невпопад ответила она и вскинула голову, словно ища слова в небе. - Я просто размышляю... Что бы мой отец сказал? Смог бы он помочь мне найти ответ?
Рин снова замолчала. Анхельм полюбовался ее ниспадающими темными локонами и мерцающими в свете полной луны изумрудными глазами, а затем произнес:
- Я знаю несколько способов, как поговорить с мертвыми. Пару сложных и один очень простой.
Девушка недоверчиво уставилась на него с кривой ухмылкой.
- Первый способ, - он поднял один палец. - Мы можем найти одного из этих шарлатанов, которые якобы умеют говорить с мертвыми, и заплатить ему за сеанс разговора с душой усопшего. Но что-то мне подсказывает, что мы только потратим деньги зря. Второй способ, - Анхельм поднял второй палец, - пойти на могилу и рыдать там сутки, двое, сколько понадобится, пока душа усопшего не появится и не попросит тебя убраться восвояси и дать отдохнуть.
Уголок рта девушки пополз вверх.
- Ну а третий способ, - он заговорщицки подмигнул, наклонился к ней ближе и положил руку на ее сердце, - это послушать саму себя. Потому что ушедшие из этого мира всегда присматривают за тобой и подсказывают дорогу. Верь своему сердцу, верь себе. Я верю, что отец тебя не оставил: он в твоем сердце. Помогает. Незримо. Так же как и брат, и твой возлюбленный.
Вдруг ее лицо стало невероятно растерянным, словно он сказал что-то, что шокировало ее.
- Рин! Ты чего?
- Зачем ты это сказал? - едва слышно прошептала Рин. Он взял ее за плечи.
- Прости... Я... Что тебя так расстроило?
Он нежно обнял ее и прижал к себе, но она отстранилась и отошла на шаг. Видно было, что она с трудом подавляет эмоции.
- Стыдно говорить, Анхельм. Я не помню лица родных. Я забыла их.
Анхельм растерянно умолк: не это он ожидал услышать. Долгое время никто не мог сказать ни слова. Они просто шли рядом молча, а он думал над ответом.
- Ну... Не переживай так... - неловко начал он. - Я тоже едва помню лица родителей. Мы ведь не можем все помнить, верно? Главное, что ты помнишь, какими они были. Их слова, поступки. А лица... Ведь, наверное, дома остались портреты?
- Портретов аирги не пишут. Дома осталась мама.
- Так за чем дело стало? Мы поедем к тебе домой. Хочешь? Ты ведь давно не видела родных? Поедем?
- Истван далеко... - неуверенно ответила девушка.
- Поедем послезавтра. Этот келпи... Фрис, я думаю, будет уже здоров. Мы можем даже отправиться вместе. Ну, будет тебе сырость разводить!
Он все же не удержался, притянул ее к себе, нагнулся и поцеловал в лоб. Рин, хотя и была напряжена, к большому удивлению, не отстранилась. И тогда он коснулся губами ее виска и сжал сильнее в объятиях. Близость ее губ и безотказность соблазняли невыносимо, так что ему пришлось приложить все усилия, чтобы удержаться. Она бы вряд ли простила ему слабость.
- Даю тебе пять минут, чтобы успокоиться, - прошептал он, вдыхая пьянящий аромат ее волос.
Она посмотрела на него изучающим взглядом и обняла в ответ.
- Хорошо, десять минут, - поправился Анхельм.
Они пришли на площадь за час до полуночи и успели как раз ко времени Старшей песни. В Лонгвиле существовала традиция: в праздник Середины зимы все дети городка собирались на площади и пели песни, восхвалявшие Сиани и Инаиса. Затем пела песню самая старшая женщина, после нее - самый старший мужчина, какие есть в городе. Даже если они пришлые. По словам Анхельма, этой традиции было несчетное количество лет, и никто уже не знает в точности, откуда она взялась.
Утоптанный снег скрипел под сапогами прохожих, крупные снежинки нежными редкими перышками опускались на землю. Все дома были в праздничных украшениях, и кое-где сияли разноцветные магические огоньки. Тут и там стояли столы с котлами, в которых дымилось ароматное горячее вино с пряностями. Рин сидела на лавочке, прильнув к Анхельму, и с нежностью глядела на хор. Дети были хорошенькие - просто прелесть! Нарядные, с ясными и радостными улыбками на прекрасных личиках.
- Ты так смотришь... - заметил Анхельм.
- Мм... - отстраненно хмыкнула она.
- Тоскливо и так... нежно. С тихим обожанием.
Рин чуть улыбнулась, прислушиваясь к словам песни.
- Они такие милые! И чудесно поют. Я люблю детей. Хотя по мне этого, наверное, не скажешь, - мечтательно ответила она.
Анхельм озадаченно замолчал. Долго молчал, целых две минуты. А потом не выдержал: