- Я не верю, - выдохнул Анхельм, - скажи, что ты пошутил! Скажи, что все это неправда!
Илиас тяжело вздохнул.
- К сожалению или к счастью, но это правда. Орвальд скрывал это от тебя, так как не был уверен, что ты сможешь хранить правду. Но ты повзрослел, Анхельм. Пора принять свой статус и обязанности.
Анхельм не смог усидеть. Он вскочил и стал ходить по комнате, то потрясая руками, то вцепляясь в волосы.
- Боги, что вообще происходит?! Почему все так вышло? Может быть, это просто дурной сон? Я проснусь, и все исчезнет? Я не могу... не могу поверить. Я не наследник... Мои родители погибли пятнадцать лет назад!
В этот момент он страшно позавидовал Рин, которая потеряла память.
- Анхельм... Прости, что сваливаю тебе такие новости, словно снег на голову. Правда, прости. Но ложь Орвальда зашла слишком далеко. Пора действовать. У нас есть силы для действий. И у нас есть цель. Я не просто так задал тебе вопрос о том, каким ты хочешь видеть этот мир...
- Илиас! Да дай ты мне хоть пару минут понять, что происходит! - воскликнул Анхельм, оборачиваясь к брату. - Боги! Я же не чурка деревянная! Вам в голову приходило... Как вы вообще... поступаете со мной?!
В этот миг из головы герцога улетучились все изящные выражения. Теперь он понимал, почему Рин ругается, как сапожник. Потому что когда с тобой поступают таким образом, когда задевают твои чувства, когда выворачивают наизнанку все, чем ты жил, искажают твою реальность, - хочется только одного: послать всех непечатными словами. Что он незамедлительно сделал. Лицо Илиаса вытянулось, а келпи закрыл глаза и издал короткий смешок.
- Не смейте! Не заставляйте меня переживать смерть моих родителей еще раз! - вскричал он гневно и вышел из кабинета, хлопнув дверью. Анхельм шел куда глаза глядят: по лестнице вниз, в коридор направо, свернул еще раз, еще... и вышел в тупик.
Солнечный свет здесь, проникая сквозь витражное стекло, мягко рассеивался и играл на белом мраморном полу разноцветными зайчиками. Анхельм дошел до окна и прислонился лбом к холодному стеклу. На какое-то мгновение ему показалось, что сейчас его мозги впервые не выдержат груза информации, он согнулся под тяжестью мыслей и уронил голову на руки. В ушах поднялся шум, сердце гулко стучало после бега, руки дрожали. Как ему хотелось заплакать! Хоть раз в жизни пролить хоть одну слезинку... Каждый раз, когда наваливались ужасные новости, когда случалась трагедия, Анхельм встречал ее с сухими глазами и сжатыми кулаками. Ни единой слезы, даже той самой скупой мужской, о которой упоминают романтичные дамы.
- Анхельм? Что вы здесь делаете? - послышался голос. Герцог обернулся и увидел принцессу. Девушка несла корзину фруктов и была одета в белые брюки и цветастую блузу необычного кроя. Анхельм поздоровался.
- Вы в порядке? - спросила принцесса.
- Д-да... Я говорил с вашим отцом.
Принцесса заглянула ему в глаза, и ее губки сложились в изящное беззвучное: «О!» Она повесила корзинку на левую руку, подцепила Анхельма под локоть и куда-то повела. Герцог не сопротивлялся: сил не было. Они пришли в сад во внутреннем дворе дворца. Здесь клумбы с тропическими цветами дивной красоты окружали большой бассейн с прозрачной голубой водой. Фиона подвела Анхельма к лавочке и усадила.
- Он сказал это? О ваших родителях? - безошибочно угадала она, и герцог дернулся.
- Откуда вы знаете? - пролепетал он, силясь совладать с собой. - У меня в голове не укладывается. Такого просто не может быть. Моим отцом оказалось чудовище, способное так поступить с собственной семьей!
- Анхельм, вашими родителями были и будут Вольф и Марисоль Римеры. Это они вырастили вас. Это тетя Марисоль качала вас на руках и пела колыбельные. Это дядя Вольф воспитывал в вас мужчину. Родители - не только те, кто произвели на свет. Это те, кто вложили свою душу в вашу. Кровь в ваших жилах не определяет вас, не делает одним из. Вы другой человек, из другого теста. Человека определяет его окружение, его воспитание. А оно у вас было самое прекрасное, какое можно пожелать. Поэтому и вы такой замечательный.
Герцог долго не мог ответить. Слова принцессы легко и просто разожгли тот самый уголек, который едва-едва теплился в его сердце со дня гибели родителей. Что-то внутри словно озарилось светом. Бешено, но пусто колотящееся сердце вдруг успокоилось и забилось ровно и полноценно. Кошмар отступил.