«Если хочешь, я могу пойти вместе с тобой», - прозвучал неожиданный голос в его голове. Анхельм испуганно оглянулся и увидел огромного черного, как южная ночь, коня с пышной гривой, хвостом до самой земли и мощными мохнатыми ногами. Фрис обошел Анхельма кругом. Тот не ответил, просто кивнул. Волшебный келпи помчался вперед быстрее птицы, и его копыта не оставляли следов на снегу, словно бы он совсем не касался его, а шел по воздуху. Акробат, раззадоренный быстрым бегом, припустил карьером; герцогу осталось лишь вцепиться в поводья и держаться в седле изо всех сил.
Трехэтажная «башня» Орвальда, окруженная высоким решетчатым забором, появилась на горизонте, и Анхельм помрачнел. Он все еще не был готов к тяжелому разговору. Последние три недели герцог провел в увлекательном мысленном диалоге с дядей, пытаясь предугадать все возможные варианты развития их беседы о будущем, настоящем и прошлом, но ничего конструктивного в его воображении так и не выстроилось. Теперь, подъехав к воротам башни, он решил, что лучше всего будет занять оборонительную позицию и не рассказывать дяде всего, что выяснил. До тех пор, пока речь не зайдет о Рин Кисеки. До тех пор, пока дядя не начнет нападать на него. А вот когда он перейдет к обвинениям, тогда и будет самое время выложить карты на стол.
Фрис не стал подниматься вместе с ним и остался ждать во дворе: одежды у него не было, а являться в чем природа родила ему не позволил Анхельм. Забравшись по крутой винтовой лестнице в кабинет на третьем этаже, герцог вдруг осознал, что теперь у него не появилось одышки, как это было прежде. Значит, он стал сильнее... Анхельм осмотрелся: ничего не изменилось здесь. Стол завален бумагами и разными приборами неясного назначения, на столе злосчастные левадийские газеты.
«Матушка нальет мне чайку...» - тихое пение донеслось из-за перегородки, отделявшей кабинет от лаборатории. Анхельм встал у стены, сложа руки на груди, и стал ждать. Орвальд вышел из дверей, держа в руках розетку с вареньем и чашку чая. Увидев племянника, он остановился, словно налетел на невидимую стенку. Чашка выпала из рук, грохнулась на пол, усыпав его мокрыми осколками, кипятком плеснуло на брюки его превосходительства. Анхельм оглядел своего родственника с ног до головы и отметил, что у дяди поседели волосы, а обычно уверенные и твердые руки сейчас дрожали и поникли, как у немощного старика.
- Анхи... - выдохнул Орвальд, испуганно глядя на племянника.
- Ну что же ты наделал? - спокойно спросил Анхельм, глядя ему прямо в глаза. Повисла пауза, во время которой герцог подошел к дяде ближе, не отводя изучающего взгляда. Хрустнуло стеклышко под сапогом.
- Чай зачем-то разлил, чашками бросаешься, - продолжал он, наклоняясь и поднимая большой осколок.
- Когда ты приехал? - охрипшим голосом спросил Орвальд.
- Вчера.
- Почему не явился ко мне сразу?
- Не хотел, - пожал плечами Анхельм, прошел и сел на диван, крутя в руках осколок. Орвальд присел в кресло напротив него.
- Как поездка? - осторожно начал его превосходительство.
- Разнообразно. Да. Узнал много нового о мире, о людях... о себе.
От глаз Анхельма не укрылось, как его дядя побледнел.
- Илиас... Что он сказал?
- Что предоставит помощь. Мы договорились.
- А условия? - тихо уточнил Орвальд. Анхельм посмотрел в его синие глаза, надеясь увидеть хоть каплю проснувшейся совести. Он долго вглядывался, склоняя голову то влево, то вправо. Дядя неуютно поежился и процедил:
- Что ты на меня так смотришь? Я тебе не «Элменея»[2].
- Давно тебя не видел, вот и смотрю. Поседел ты, дядя.
- Поседел... Когда ты мне письмецо-то прислал, я слег. В лежку лежал три дня! - начал Орвальд тихо, постепенно повышая голос. - Да-да, а как ты думал? Шутка ли - узнать, что твой сын ввязался... пес знает во что! А потом еще приезжает дочка Алавы и говорит, что ты ее удочерил! Что Рин потеряла память и сбежала горниды знают куда. А мой ребенок вскрыл заговор и пошел воевать пес знает с кем, имея в вооружении лишь отряд «Тигров», да сорок человек местной полиции! А через несколько недель приходит эта газета - будь она проклята! - и я понимаю, что мой сын остался один на один c Илиасом и его кознями! Да я удивлен, что жив, что инфаркт меня не схватил!
Орвальд вскочил и стал кружить по комнате, заламывая руки.
- Боги-боги, все пошло прахом! Весь мой замысел, все, чего я так долго добивался!