- Что?! Ах! Так тебе не Роза нужна! Ты как обычно... хочешь покуситься на мое имущество?!.. - побагровел Хавьер. - Да я... да... Ее опекун - я! Завещание! Я хотел тебя вписать, Роза, но теперь ты не получишь ни рема! Ни жалкого рема! И ни одного паршивого горшка из имения Алава! Ты лишишься всего!
- Я не могу лишиться большего, чем уже лишилась, - отстраненно сказала Роза. - Ты выкинул меня из своей жизни, потому что я могла оставить пятно на твоей репутации. Я ведь ничего не знала бы о нашем родстве! Но ты приехал к нам, выпил целую бочку вина и на пьяный язык рассказал мне, что я твоя дочь, но - вот неожиданность! - об этом никто не должен знать! Я уже даже не спрашиваю, зачем ты это сделал, мне все равно! Но теперь ты просто обязан оставить меня в покое. Потому что только ты один виноват во всех моих несчастиях. Ты и больше никто! И я от своих слов не откажусь. А лишить меня имения Алавы ты не сможешь. Все документы у меня, и я тебе их не отдам.
- Я все еще твой опекун! Ты несовершеннолетняя! Я имею право распоряжаться всем, что у тебя есть, и я тебе гарантирую: ты не получишь ни рема!
- Ну что ж... Раз такое дело, то придется и мне сказать свое веское слово, - Анхельм доел наконец морковь, вытер рот и сказал, спокойно глядя в бешеные глаза Хавьера:
- Что ты к ней привязался? Ты чего хотел? Чтобы она села в твоем замке в самой темной комнате и вышивала на пяльцах день и ночь, да держала рот на замке? Не будет этого. Я же знаю, как ты боишься, что Роза расскажет всем, кто ее настоящий отец. И даже доказательств не потребуется, потому что не заметить сходства между вами может только слепой. Гальярдо, ты вляпался в дерьмо по самые уши. У тебя есть один-единственный шанс замять скандал, который я могу раздуть, и я тебе в порыве неслыханной щедрости этот шанс даю. Отпусти Розу и дай ей заниматься тем, чем она хочет. Начнешь чинить мне препятствия для ее перевода под мою опеку - сдам тебя императору с потрохами. Ты знаешь, я человек слова.
Гальярдо молчал. Снова взял вилку и стал тыкать в овощи, впрочем, бросил почти сразу же. Анхельм оглядел его и заметил, что Хавьер с их последней встречи действительно постарел. Словно из него высосали все силы. Морщины покрыли его смуглый высокий лоб, уголки губ печально опустились, кожа казалась высохшей и старой. А ведь ему всего-то около сорока!
«Неужели и меня работа до такого же доведет?» - подумал Анхельм, наблюдая за Гальярдо. Дрожащими руками тот закрыл лицо, уложив локти на стол, вопреки всем правилам этикета.
- Я так понимаю, твое молчание говорит о согласии? - уточнил Анхельм. Герцог едва заметно качнул головой. В тишине было слышно, как облегченно выдохнула Роза.
- За минутное удовольствие я расплатился страшной ценой. Лучше бы проститутку взял, - пробормотал он наконец.
- Неужели ты совсем не любил маму? - тихо спросила Роза, и Анхельм понял, что, несмотря на все свои слова о равнодушии, она отчаянно ищет хоть какое-то тепло, которое может создать хотя бы иллюзию семейных уз.
- Она была прекрасной, - ответил Гальярдо, вскинув голову и глядя в глаза Розы. - Прекрасной шлюхой. Есть поговорка: яблочко от яблоньки недалеко падает. Смотри, не подтверди ее, раз уж сорвалась с веточки, яблочко мое.
Роза презрительно сузила глаза, поднялась из-за стола и подошла к отцу.
- Тогда чье яблочко ты, папочка? - процедила она ему на ухо, развернулась и ушла, хлопнув дверью. Анхельм тоже долго ждать не стал и ушел, бросив напоследок:
- Полагаю, лучше будет тебе взять другой номер. Похороны Камелии завтра в семь утра. Постарайся прийти, а не приползти.
Войдя в номер, Анхельм прямо в одежде рухнул на кровать. Только пиджак успел снять. Роза хотела у него что-то спросить, он лишь промычал нечто вроде «одну минутку», после чего уснул. Она раздраженно всплеснула руками и собралась разбудить, но затем подумала, что слишком много хочет от герцога, который трое суток не спал. Оглядев его с головы до ног, Роза решительно подошла, стянула с него ботинки, не без труда забросила ноги Анхельма на кровать и накрыла покрывалом.
- Спасибо, Анхельм, - сказала она тихо, присела рядом и робко положила ладонь на его плечо.
- На здоровье, - сонно пробормотал он. - Ложись спать. Нам рано вставать, а уже двенадцать.
Безмятежное голубое небо и солнце, поднимающееся над алым горизонтом, окрашивали океанскую гладь перламутровым и золотым светом. Блики бежали по ряби, играя в волнах вспышками. Тихо шелестели пальмы, покачивая листьями в такт пению хорала. Утренний бриз нежно целовал в щеки всех, кто пришел проститься с погибшей дочерью губернатора Камелией.
Роза прикрывала ладошкой рот, чтобы не показывать дрожащие губы. В другой руке она держала стянутый нитями мешочек из бело-розовых лепестков магнолии, в котором был прах сестры.