До этой встречи его превосходительство не был фаталистом и считал, что жизнь каждого зависит исключительно от его действий и только собственная воля определяет будущее. Фатум - это для ленивых, говорил он. После беседы с вышеозначенным господином Орвальд уже не был так тверд в своих убеждениях.
Во-первых, как и сказал (или предсказал) гость, в королевской семье действительно в указанный срок родился мальчик. Поистине вещь, на которую никак нельзя влиять. Во-вторых, в мире произошли события военного характера. Явление, абсолютно неподвластное влиянию лишь одного человека и в полной мере зависящее от сплетения обстоятельств, предпосылок. В-третьих, с каждым визитом гостя он убеждался в наличии у того сверхъестественных способностей: нечеловеческая проницательность больше походила на чтение мыслей, порывистость движений - на мироощущение существа иного рода, нежели человеческий. Вышеозначенное давало повод думать, что жизнь все же имеет определенный сценарий, и не человек творец его.
Однако, несмотря на все это, Орвальд был совершенно тверд в своем убеждении, что трагический пожар в монастыре, где погибли императрица Жаклин и принцесса Рейна, родные мать и сестра Анхельма, а также пожар в поместье Римеров, где погибли Вольф, Марисоль и Каролина, были ничем иным, как тщательно спланированной акцией. А устроитель этой акции, как склонен был полагать Орвальд, в данный момент сидел на его диване и выбрасывал книги одну за другой. Загадочному гостю едва ли было трудно устроить пожар, а мотивы преступления вырисовывались довольно четко: при первой встрече он сказал, что Орвальду необходимо будет со временем получить контроль над еще не рожденным сыном императора. В то время Орвальд понятия не имел, как это осуществить, учитывая искреннюю убежденность Вейлора, что воспитанием будущих императоров и императриц должны заниматься их родители, а не дядьки-тетки, и уж тем более - не гувернантки. Кроме того, он был внимательным и очень любящим отцом. Поэтому Орвальд не видел никаких возможностей влиять на будущего сына Вейлора.
Однако произошло немыслимое: отец сам отдал сына. Утром 2 июня 3985 года, сразу же после отречения Вейлора от Анхельма, таинственный гость явился к Орвальду в крохотную гостиницу в Синтаре, городке, расположенном недалеко от Сорин-Касто. Поиграв некоторое время с ребенком, он сказал, чтобы Орвальд отдал малыша своему родному брату Вольфу.
«У него скоро умрет сын, - шокировал Орвальда гость. - Появление этого малыша смягчит боль потери, а ребенок обретет любящую семью, что для нас крайне важно».
Орвальд тогда даже и не подумал оставить маленького Анхе у себя. В конце концов, считал он, младенцу единственно нужна женщина с грудью, полной молока, и сердцем, полным любви. И уж нисколько ребенок не нуждается в ученом, у которого совершенно нет груди, любви к детям и времени на возню с младенцем. Так Анхельм попал к Вольфу и Марисоль, у которых буквально за день до приезда Анхе болезнь отняла их родного сына. Снова сбылись тяжелые пророчества гостя. Вся нерастраченная любовь Марисоль, все надежды, которые возлагал Вольф на погибшего ребенка, достались Анхельму.
В следующий раз гость объявился 4 июня 3985 года и рассказал, что через 2 недели, 17 июня, сгорит город Истван, в котором проживает Рин Кисеки. Услышав это имя снова, Орвальд вздрогнул: совсем недавно из-за этой женщины департамент безопасности гудел, как разворошенный улей. Гость объяснил, что именно Рин и случившееся с ней станет катализатором тех событий, которые не только перевернут этот мир, но и уничтожат величайшую ошибку Создателей.
«Вскоре после вашего возвращения в Лонгвил, к вам пожалует небезызвестный Арман Валиенте. Он попросит вашей помощи и совета в осуществлении революционного плана. Вы должны согласиться. Затем вы будете руководить сообществом согласно плану, который оставлю я. Не допускайте никаких отклонений от него», - сказал он и действительно расписал четкий план действий с указаниями дат и сроков. А затем дал строгий наказ: что бы ни случилось, не подпускать Рин Кисеки к Анхельму до тех самых пор, пока ему не исполнится двадцать пять лет. Справедливости ради надо заметить, что гость немного сомневался перед тем, как назвать эту цифру, и риторически вопросил, успеют ли. Кто? Что успеет? Ответа не было. Затем гость ушел и не появлялся долгие годы.