Рин поспешила смахнуть слезы, пока он не увидел, и стала собирать осколки быстрее.
- Ничего не случилось, просто я сегодня ловкая, как медведь, - ответила она с грустным смешком. - Прости, я разбила твою вазу...
Герцог подошел к ней ближе и присел рядом, помогая собирать кусочки вазы.
- Ничего страшного. Плачешь почему, медведь мой ловкий? - тихо спросил он.
- Урони себе вазу на ногу - узнаешь.
- Да, - согласился Анхельм, - неприятно. Только ума не приложу, как ты умудрилась ее свалить оттуда. Она слишком высоко, чтобы задеть ее случайно, да и тяжелая - не смахнешь.
Он внимательно рассмотрел ее лицо, Рин ничего не отвечала, только пыталась сохранить улыбку.
- Что он такого сказал, от чего тебя всю трясет?
- Давай не сейчас.
Герцог поднялся и потянул ее вверх. Рин нехотя поддалась ему, но взгляда поднять не могла. Анхельм прижал ее к себе и крепко-крепко обнял. Она попыталась отстраниться, но он не пустил.
- Рин, будь добра, расскажи мне все прямо сейчас, - в его голосе послышались стальные нотки.
- Чтобы понимать, что произошло, надо знать всю мою жизнь от начала и до текущего момента, - ответила Рин, наконец поднимая на него глаза. - Мы говорили о Варданисе.
- Твоем погибшем женихе? - уточнил Анхельм, и Рин печально кивнула. - Ты переживаешь из-за него? Думаешь, что отношениями со мной ты предаешь его память?
Рин удивленно посмотрела на него и снова кивнула. Анхельм печально вздохнул и повел ее к кровати.
- Послушай, - начал он, усаживая Рин рядом с собой, - я не только люблю тебя, но и уважаю, а это значит, что я никогда не стану навязывать тебе нечто, что не принесет счастья и лишь причинит боль.
- Мне прямо сейчас больно... - проговорила она.
- Ну конечно, свалила на себя вазу, теперь жалуется, - поддел он ее с улыбкой, и она тоже улыбнулась. - Рин, с момента ухода Варданиса прошло очень много лет...
- Третьего июня было двадцать пять, - заметила она чисто механически.
- Почему ты не сказала? Мы могли съездить на кладбище...
Рин резко затрясла головой.
- Нет! Не могу! Кладбище - это кошмар. Это наивысшее насилие над моей психикой. Я их всегда обхожу десятыми дорогами.
- Нет так нет, - отступил Анхельм. - Так или иначе, прошло двадцать пять лет. Ты провела в трауре достаточно долгое время. Но я не думаю, что Варданиса сделало бы счастливым твое вынужденное одиночество, Рин.
- Знаешь, сколько раз я этот аргумент слышала?
- У тебя есть что противопоставить ему?
- Мы дали друг другу клятвы. Клятву аирга не может разрушить ничто.
- Кроме смерти. Смерть снимает все обязательства. Представь себе обратную ситуацию: была бы ты счастлива, если бы Варданис оставался одиноким после твоей смерти?
- Анхельм, ты не понимаешь... Мы, аирги, по-другому определяем любовь...
- Очень удобно, Рин, вспоминать обо всех традициях и ценностях аиргов и прикрываться ими тогда, когда надо оправдать свое нежелание менять что-либо в жизни, даже если она того настойчиво требует, - сурово отрезал Анхельм. Рин совершенно не ожидала от него такого удара под дых. Она открыла рот, чтобы ответить что-то резкое и колкое, но он не дал ей.
- Внимательно послушай, что я тебе скажу, потому что я скажу это лишь один раз. Я не мог бы заставить тебя любить меня, если бы ты не могла или не захотела. Но ты можешь и хочешь. Ты боишься. Боишься меняться, открываться, доверять, думая, что тебя снова попытаются использовать, но при всем этом ты боишься остаться одна. Ты стоишь, как бездомная кошка в дверях - ни туда, ни сюда. Только вот что: я знаю, что приношу тебе счастье. Я знаю, что тебе со мной хорошо. Поэтому войди и закрой за собой дверь, кошка бездомная. Я с тобой. Ты больше не одна. Я никуда не отпущу тебя, даже если ты будешь гнать меня прочь. И я найду тебя всегда, где бы ты ни была.
И вроде бы он говорил неприятные вещи, жестокую правду, в которой Рин не признавалась себе, но почему-то ей нравилось слушать это. С каждым словом с нее слетала многолетняя шелуха самоубеждений, заблуждений и разрушительной лжи самой себе.
- Почему... Когда ты стал таким? - тихо спросила Рин после долгого молчания. - Ты ведь меня страшно раздражал поначалу. Раздражал своей необоснованной любовью, щенячьей добротой, наивностью... А теперь ты стал... Не могу подобрать слово.
- Тверже? - теперь в его голосе был слышен смех. Он смеялся над ней!
- Да. Диктуешь свои условия, и мне это, как ни странно, нравится, - изумленно подтвердила Рин свои ощущения.
- Я просто понял кое-что, - ответил Анхельм, отпуская ее и приглаживая растрепанные волосы. - С тобой нельзя быть безоговорочно добрым. Ты не умеешь принимать мужскую заботу. Ты не понимаешь доброго к себе отношения, поэтому не знаешь, как реагировать на него. Ты не ждешь, что к тебе кто-то может относиться хорошо безо всякой на то причины, не требуя платить за это. Ты строишь отношения по формуле «услуга за услугу», стремясь не быть ничего никому должной. Твоей вины в этом нет, это вина окружающих.