- «Дорогой папа, тебе пишет твой сын. Я хотел известить тебя о том, что как и отец предсказывал, „они" появились у нас. Пишу также от лица моего боевого товарища...»
«...моего боевого товарища Джасира, который участвовал в той ночной операции. Я до сих пор вспоминаю тот день, как будто он произошел вчера или даже позавчера. Это было семнадцатое сентября двух тысяча семнадцатого года, тогда им, воинам мистический двести тридцать пятой роты, нужны были бойцы для проведения специальной операции по зачистке базы, так называемой умеренной оппозиции, дабы получить информацию об иностранных наемниках, которые действовали в Сирии. Тогда нас громко разбудили рано утром, приказали молниеносно одеться и немедленно выстроиться перед казармой. Мы, как на автомате, быстро накинули на себя одежду, засунули ноги в сапоги и, выбежав на открытый воздух, встали по стойке: „Смирно!". Стояли, как вкопанные, стараясь почти не дышать, и каждый солдат ждал звездного часа и искоса смотрели на дорогу, стремясь увидеть тех людей, которые поменяли русло войны, чьи имена стали сущим проклятием для наших врагов и заставляли трепещать даже отточенных волков ДАИШа. Прошло мучительных пять минут и мы наконец увидели „их". Шесть человек в балахонах и капюшонах неспешно подходили к нашей ровной шеренге. Наш командир кратко объяснил, что эти люди или ассасины, как он тогда назвал были необычными людьми. Говорили, мол, один ассасин стоит пятисот обычных солдат. Мы даже боялись верить в это, когда однажды нам не привезли „языка". Он оказался иностранцем. Его лицо выражало такую палитру чувств, что можно было нарисовать отличную картину. Отчаяние, ужас, страх, отвращение, гнев, ярость и внутреннее беспокойство. Он был в крови, копоти и грязи, дрожал, как осиновый лист, и бормотал проклятия и неразборчиво какие-то слова.
На допросе конечно же хотели спросить его, кто он такой, какое звание и где располагается штаб, но вместо ответа получили обратный вопрос и пленный тут же просил: „А они рядом? Ушли?". Нам тогда потребовалось целый час его успокаивать и заверять, что ассасинов нет на базе. Мы лгали ему, но ради информации пришлось пойти на это. Тут-то и узнали интересующие нас вопросы. Пленный оказался радистом и знал расположения всех ячеек ИГИЛ по всему миру, чтобы было на руку. Потом „язык" начал рассказывать о том, как все произошло и что они вообще не ожидали такой умелой атаки от небольшой роты. Бесшумное и незаметное устранение дозорных, молниеносное закладывание взрывчатки в склады с боеприпасами и горючим, установка около выходов взрывных ловушек и внезапность нападения делали ассасинов опасными и недосягаемыми врагами, за что и получили прозвище: „Черная чума" или „Быстрая смерть". Из пятисот бойцов из того пылающего ада выжили чудом только девяносто человек. Тот радист был одним из них. Остальных же разослали по разным частям. Мне хотелось бы рассказать о своей операции. Тогда мы ровно и красиво выстроились и к нашему комбату легко и непринужденно подошел, не подошел, а даже подплыл сам командующий роты. Своего имени он не произнес, лишь свой позывной: „Пустынный ястреб". В то же время он с уверенностью в голосе обратился к нам: - Так, так. В нашей операции нужны только лишь добровольцы. Кто хочет, выйти из строя. А потом посмотрю.
- Есть!
Вышли все, но на их лицах читался небольшой испуг и большая неуверенность в себе. Мы дрожали, как мокрые котята, но изо всех сил старались не выдавать себя. Но все просто-напросто облажались. Он как-будто видел нас всех насквозь. Медленно подходя к каждому, „Пустынный ястреб" что-то шептал на ухо. Когда подошла моя очередь, я услышал как он тихо спросил: - У тебя мать погибла два года назад, я прав?
- Так точно. Она... под обломками... оказалась... во время бомбардировки... Я... не смог... тогда... ее спасти...