С таким достаточно тревожным благословением он отпустил меня, а сам вернулся к детям. Я же пошел сказать до свиданья своей семье и друзьям, а потом даже смог немного поспать. Во сне меня окружили пухлые загорелые дети, я старался повязать красную ленту вокруг корня молнии в саду, где множество фальшивых шелковых листьев шелестели на ветру, смердевшем тремя миллионами настоящих гниющих тел.
5. О козлах, золоте и Скряге Шэне
Чан Чоу писал: «Весенний ветер подобен вину, летний – чаю, осенний – дыму, а зимний – имбирю или горчице». Ветер, обдувавший Пекин, благоухал чаем с легким привкусом дыма, ароматами сливы, мака, пиона, платана, лотоса, нарцисса, орхидеи, дикой розы и сладко пахнущей листвы бананов и бамбука. Одновременно воздух разил едким зловонием свиного жира, пота, кислого вина и одуряющим запахом людей. Я даже не представлял, что их может быть так много.
В первый раз я побывал в столице с единственной целью найти улицу Глаз, поэтому не обратил на Праздник Луны никакого внимания. Теперь же я ошеломленно глазел на жонглеров и акробатов, казалось заполнивших все вокруг, на маленьких девушек, стройных, словно фарфоровые куколки. Они изящно танцевали, едва касаясь огромных искусственных цветков лотоса высоко над нашими головами. Паланкины и экипажи знати важно шествовали по улицам, мужчины и женщины смеялись и плакали в театрах под открытым небом, от столов для игры в кости одновременно доносились радостные крики победителей и проклятия побежденных. Я завидовал элегантности и уверенности благородных господ. Они без стеснения наслаждались отрепетированным восхищением девушек-певуний или же, если им хотелось чего-то более изощренного, украдкой отправлялись на улицу Четырехсот Запретных Довольствий. В ярко раскрашенных палатках били в барабаны и пели песни самые красивые женщины, которых я когда-либо видел. Практически на каждом углу старушки продавали прохладительные напитки и засахаренные фрукты. Торговки подмигивали проходящим мимо людям и беспрестанно кричали, зазывая к себе народ: «Айе-е-е-е-е! Айе-е-е-е-е! Подходите ближе, дети мои! Раскиньте уши, как слоны, и я расскажу вам сказку о великом Эрлане, о том, как его проглотил отвратительный Небесный Вепрь!»
Мастер Ли умело действовал острыми локтями. Он рассекал толпу, сопровождаемый криками боли, и при этом успевал показывать мне местные достопримечательности. Странная музыка города, по его словам, для местного жителя столь же понятна, как для меня звуки скотного двора. Звон камертонов, например, означал, что цирюльники открыли свои заведения, бренчание фарфоровых ложечек по чашам говорило о маленьких яблочках в горячем сиропе, а лязгающие медные тарелки возвещали о том, что в продаже есть напитки из диких слив, а также кислые и сладкие дикие яблоки.
Мы упорно двигались к неведомой мне цели, и я, по своей наивности, предположил, что мудрец собирается занять денег у какого-нибудь богатого друга или ростовщика. Со стыдом признаюсь, что я ни разу не вспомнил ту бамбуковую хибару, в которой жил мой спутник, и не подумал о характере его возможных друзей. К моему удивлению, Ли Као свернул с главной улицы и затрусил вниз по переулку, невыносимо смердящему отходами. Крысы испепеляли нас свирепыми взглядами, гниющий мусор пузырился и испускал тошнотворные ароматы. Я с изрядным волнением перешагнул через, как мне показалось, труп. Правда, когда мне в лицо ударило дыхание этого человека, выяснилось, что он просто мертвецки пьян. В конце переулка виднелась просевшая деревянная хижина, над которой висел голубой флаг виноторговца.
Как я позже узнал, винный магазин Одноглазого Вонга славится по всему Китаю, но тогда в глаза мне бросилось лишь то, что низкая темная комната кишит паразитами и мухами, а головорез с нефритовой серьгой, свисающей с пожеванной мочки уха, крайне неодобрительно отзывается о товаре.
– И вы, пекинские слабаки, называете эту водянистую мочу вином? – ревел он. – У нас в Сучоу мы делаем такое крепкое вино, что оно сможет вырубить вас на месяц, если вы всего лишь учуете его в чьем-нибудь дыхании!
Одноглазый Вонг повернулся к своей жене, которая смешивала какой-то раствор позади прилавка:
– Надо добавить побольше стручкового перца, моя любимая.
– Двести двадцать два неимоверных несчастья! – запричитала Толстуха Фу. – У нас кончился перец!
– В этом случае, о, свет моей жизни, придется заменить его на желудочную кислоту больной овцы, – спокойно ответил Одноглазый Вонг. Головорез с серьгой выхватил кинжал и, изрядно пошатываясь, принялся расхаживать по залу, размахивая оружием во все стороны.
– Вы, пекинские слабаки, называете вот это мухами? – возопил он. – Да у нас в Сучоу такие мухи, что мы отрезаем им крылья, привязываем к плугу и заставляем пахать землю вместо быков!
– Возможно, несколько убитых мух разнообразят букет, – задумчиво поделился идеей Одноглазый Вонг.
– Твой гений не знает границ, о благородный жеребец спален, но с мухами существует определенный риск, – заметила Толстуха Фу. – Они перебьют наш знаменитый привкус давленых тараканов.
Головорезу явно не понравился мастер Ли.
– Вы, пекинские слабаки, называете вот таких карликов людьми? – заревел он. – Да у нас в Сучоу мужчины вырастают такими большими, что головой скребут облака, а ногами попирают горы!
– В самом деле? В моей скромной деревне, – снисходительно заметил мастер Ли, – мужчины верхней губой лижут звезды, а нижней роют землю.
Громила погрузился в размышления.
– А почему у них тел нет?
– А они как ты, – отчеканил мудрец. – Один сплошной рот.
Его рука неуловимым движением метнулась вперед, сверкнуло лезвие, брызнула кровь, и он спокойно положил серьгу головореза себе в карман вместе с ухом, на котором она висела.
– Имя моего рода Ли, мое собственное имя Као, и в характере моем есть легкий изъян, – представился мастер, отвесив легкий поклон. – Это мой глубокоуважаемый спутник, Десятый Бык, который уже готов ударить тебя по голове тупым тяжелым предметом.
Я не очень разобрался, что имелось в виду под последним пунктом, но все обошлось без лишних расспросов, так как громила сел за стол и зарыдал. Ли Као обменялся с Одноглазым Вонгом непристойной шуткой, ущипнул Толстуху Фу за обширный зад и призвал меня распить с ними кувшин вина, произведенного далеко от этого славного заведения.
– Бык, мне очевидно, что в твоем образовании есть пробелы, касающиеся основных сторон межчеловеческого общения, а потому предлагаю тебе сейчас сосредоточить все свое внимание, – сказал он, выкладывая на стол нефритовую сережку головореза. – Прелестная вещица.
– Мусор, – фыркнул Одноглазый Вонг.
– Дешевая подделка, – усмехнулась Толстуха Фу.
– Сделанная слепцом, – презрительно процедил Одноглазый Вонг.
– Самая отвратительная сережка, которую я когда-либо видела, – подытожила Толстуха Фу.
– Сколько? – спросил Одноглазый Вонг.
– Отдаю за гроши, – ответил мастер Ли. – В нашем случае под словом «гроши» я понимаю большой кошель фальшивых золотых монет, два изящных, дорогих платья, наем роскошного паланкина и прилично одетых носильщиков, тележку с мусором и козла.
Одноглазый Вонг произвел какие-то мысленные подсчёты.
– Без козла.
– Но мне нужен козел.
– Но это не самая хорошая серьга.
– Но слишком хороший козел мне тоже без надобности.
– Без козла.
– Но ты же получаешь не только серьгу, но еще и целое ухо в придачу, – заметил мастер Ли.
Торговцы склонились над столом и с интересом изучили окровавленный кусок мяса.
– Не самое лучшее ухо, – фыркнул Одноглазый Вонг.
– Просто ужасное, – усмехнулась Толстуха Фу.
– Отвратительное, – презрительно процедил Одноглазый Вонг.
– Самое худшее ухо, которое я когда-либо видела, – подытожила Толстуха Фу.
– К тому же, какой с него толк? – спросил Одноглазый Вонг.
– Посмотри на гнусное создание, которому оно не так давно принадлежало, и представь, сколько мерзости доводилось ему слышать, – тут мастер Ли склонился над столом и понизил голос: – Предположим, у тебя есть враг.