В отдалении подходила к концу битва, гудели рога освободившихся отрядов. Кое-где ещё слышались лязг оружия и крики. Даже доносились приказы Паркаса Воителя, чей хриплый пронзительный голос с другим не перепутаешь.
- Стой, недоумок! - Костинг преследовал маленького противника, поднимая меч. Ему не терпелось быстрее покончить со столь неважным врагом.
В какой-то момент захотелось остановиться и вернуться в шатёр - помочь Бенедору и Эльвене. Но гхаргасс сам затормозил, развернулся, принимая бой. Он закрутился вокруг нерасторопного телохранителя короля, пытаясь поймать момент и вонзить нож в незащищённое место. Но Костинга непросто было ранить. В ярости тот крутился вокруг своей оси, срезая кончиком меча траву, нашёптывая проклятья и лёгкие защитные заклинания. Может, маг из него был не ахти, но этого хватало, чтобы обескуражить ловкого, но слабого противника, который никак не мог найти щель в сияющей броне солдата.
- Что, не получается? Ничего не выходит, мерзкая ты падаль? - Костинг, наконец, поддел мечом карлика. Тот взвизгнул, повалившись и откатившись. Держался за подрезанную ногу. Жмурился и охал от боли.
Костинг поднял забрало шлема, тяжело дыша. Пот щипал глаза, волосы неприятно липли к коже. Давно он так не выдыхался. Ещё с одним или двумя гхаргассами сражаться не было никакого желания.
- Накх тхарог! Накх тхарог! - взмолился карлик, пытаясь остановить смерть.
Костинг Костолом заколол противника, вонзив меч прямо ему в лицо. Устало опустился рядом на колени. Огляделся. Над деревней поверх шатров поднимался столб дыма, намного больше, чем раньше. Похоже, там уже все дома были объяты пламенем.
"Интересно, спаслись ли жители из церкви? - подумал Костинг. - Нет, неинтересно..."
Нужно было торопиться, вдруг ещё можно помочь Бенедору и Эльвене. Тут же вспомнилось загадочное оружие.
Костинг наклонился, подобрал чёрный клинок. Необычное лезвие. Вроде даже не из стали. Словно из алмаза, идеально отполированное. Чёрное, но если присмотреться, то можно увидеть там, во тьме, что-то ещё. Кусочек беззвёздной ночи. Нож неприятно холодил руку.
Раздался крик отчаяния из королевского шатра. Паркас Воитель наткнулся на тела господ.... Можно было представить, что чувствует верный подданный, готовый голову сложить за своего правителя.
Костинг уже собирался вставать, но дурная привычка взяла верх. Он тронул большим пальцем лезвие, проверяя, насколько оно острое. Отдёрнул со скоростью новой мысли. Возможно, эти тёмные лезвия отравлены, ведь это объяснит тогда, почему все...
- Дурак... - пролепетали губы.
Костинг Костолом выронил кинжал, лезвие словно бы померкло, только наоборот - перестало быть столь сияюще чёрным.
Из крохотного пореза на большом пальце показалась капелька красной крови. Воитель схватился за горло, открыл рот, выпучил глаза...
И повалился на траву. Душа его покинула тело.
Бенедор ничего не видел и ничего не ощущал. Прошло мгновенье или вечность. Тьма отступила, свет нахлынул адским пламенем, неразборчивым шумом, жгучей болью.
Король Цинады пытался разлепить глаза. Мир предстал размытыми мутными пятнами. Мысли с трудом ворочались в мозгу, считывая информацию с нервных окончаний. Болели руки. Затуманен был рассудок. Случилось что-то странное.
Бенедор вспомнил про чёрный кинжал гхаргасса. Прислушался к крикам вокруг. Человеческие голоса, даже иногда членораздельная речь. Цинадский язык!
- Да будет проклято всё ваше грязное отродье! - ревел кто-то неподалёку.
Слышались также переговоры гхаргов.
Бенедор поморгал и прищурился, рассматривая стоящего перед ним противника. Свет от нескольких факелов слепил, словно Бенедор проснулся после бурной ночи, мучаясь от похмелья.
- Тсынадхус? - спросил гхарг, облизывая губы и глядя королю в глаза. В руках грязнокровка держал продолговатое копьё с грубым железным наконечником. Остриё было направлено в Бенедора.
Тот находился в подвешенном за руки состоянии. Запястья кровоточили - натёрли оковы цепей. Ноги свободно болтались над провалом, глубиной примерно в сотню футов. Кожа короля была покрыта грязью. Что произошло, он не знал. Помнил только о кинжале с чёрным лезвием...
Он внимательнее осмотрел себя.
"Где мой живот? - подумал он, изучая свою худобу, выступающие рёбра на гладкой молодой коже, затем эта мысль уступила другой: - Это же... не моё тело! Боги, что за испытание?"
- Тсынадхус? - снова прошипел гхарг, присматриваясь. Он чуть подался вперёд, почти тыча копьём в Бенедора.