- Мразь! Мразь! Мразь! - рубил кого-то впереди младший брат. Шлем закрывал ему обзор и это не сильно его волновало. Он слился со своей алебардой, чувствовал ею чужую податливую плоть и продолжал вгонять лезвие в жертву. "Надеюсь, это гхарг, - думал младший сын барона. - Надеюсь, боги меня раздерите, это чёртов гхарг..."
Средний отпустил алебарду и выхватил узорчатый меч, видя, что враги уже близко, значительно ближе, чем лезвие алебарды на длинном древке. Он пытался сказать это братьям, но его никто не слышал. Вокруг все неразборчиво орали, стонали, мычали, хрипели, плевались, толкались. В лицо летели капли крови, попадали в глаза и рот. Парень щурился, не сводя взгляда с ближайшего гхарга, который с силой пробивался в глубину смешанного отряда. Мысли бились о череп: "Хватит, хватит, хватит! Что я здесь делаю?"
В старшего брата, попала чья-то отрубленная ступня, прилетевшая с первых рядов. Тот отбросил её с криком. Конечность исчезла в грязи среди сапог. "Чья-то нога! О, боги! Это чья-то нога!" Щёки блестели от слёз и пота. Руки, сжимавшие алебарду, саднило, так могло случиться, если бы сынок барона, не привыкший к физическому труду, взялся бы рубить дрова. Только поленья не хотели его убить. "Как эта нога попала сюда? В меня? Даже без ботинка? Как это возможно?"
- Держать строй! Молодцами у меня! - ревел Паркас Воитель неподалёку. Он находился в одной линии с сыновьями барона, но уже вступил в битву: с его стороны, около скопления боевых лучников, долетали звуки борьбы, скрежет и лязг стали, болезненные вопли людей. Истошно орали раненные из передней шеренги. Один высокий молодой воин расталкивал окружающих, мечась в агонии и зажимая руками окровавленное лицо. Другой лез по головам стиснутых товарищей прочь от битвы, рот его был в крови.
- Тесни! - взревел Паркас, отталкивая от себя щитом двух измученных раненных гхаргов. - Тесни их и бей!
Боевые лучники, до которых докатилась мясорубка, вступали в ближний бой наравне с остальными. Их тяжёлые луки по совместительству являлись искривлёнными двусторонними глефами. В тесноте это имело недостатки, но они окупались возможностью в обычное время вести стрельбу на короткой дистанции. А на крайний случай у лучников были мечи. К сожалению, они были слабо защищены, поэтому когда в их сборище врывались сильные гхарги с тяжёлым оружием в руках, это походило на сенокос. Ещё нетронутые воины пытались не столько атаковать в ответ, сколько отступить подальше от смертоносных лезвий или моргенштернов, отчего приходилось теснить остальных людей в отряде. Лучники с дальних рядов продолжали то и дело пускать стрелы над головами товарищей, полагаясь больше не на меткость, а на интуицию. Естественно, карабкающиеся по головам мертвецов и раненных гхарги представляли собой наиболее популярные мишени на фоне рассветного неба и леса копий.
Один гхарг с силой пробивался через плотно стоящих воинов к центру отряда. Его доспехи были покрыты красной кровью, кусками ткани и плоти. Средний брат уже давно заметил протискивающегося противника и подготовился, воздев меч к небу. Как только морда гхарга показалась между тел впереди стоящих воинов, сын барона ударил с размаха и выкрикивая проклятья. Лезвие скользнуло по шлему чернокожего, отрубило ухо и застряло в наплечнике. Чёрные струи забрызгали в сторону.
- Гуратгаргх! (*Снегожопый) - взревел гхарг, хватаясь за лезвие пальцами и легко выдирая оружие из дрожащих рук юнца. Парень испуганно отпрянул, но стоящие позади солдаты не давали места для отступления. Перехватив расписной меч, дикарь ловко вонзил его в оторопевшего сына барона, которого бросило вперёд из-за напиравшего войска. Лезвие вошло прямо в центр живота, пробивая кольчугу, покрытую искусной резьбой. Парень охнул, изрыгнув кровь. Он ощутил ледяную сталь внутри себя - она обжигала его, словно в него засунули раскалённый прут. Боль была настолько велика, что сын барона просто застыл с открытым ртом, не в силах пошевелиться. Уставился на злобно ухмыляющегося гхарга, роняя капли крови с губ на свою дорогостоящую нагрудную броню.