Саг вдруг понял, что говорит с восьмилетней девочкой, как с равной, а та внимательно и понимающе его слушает. Они подошли к отцу и дочери, Блошка положила свою ладошку на плечо Маланы, и та вдруг затряслась и заплакала. Господин Фосваж, извинившись, взял дочь на руки и, отойдя на посыпанную песком дорожку, принялся ходить взад-вперед, убаюкивая малышку. Блошка и саг присели на скамью в тени деревьев.
Ї Видишь теперь, она не болеет, Ї поучительно произнесла Блошка.
Ї Вижу, Ї ответил саг. Ї Это называется пленс*. Не боишься?
Ї Нет, Ї Блошка помотала головой. Ї Я только пауков боюсь. Больших.
Блошка показала пальчиками, каких.
Ї Пленсы тоже как пауки, Ї сказал Берф. Ї Только настоящие пауки хоть мух ловят, а от этих пользы в Доме никакой. Только силы у человека сосут, да "Дом" рушат. Садятся на потоки силы и сосут, а человеку, чтоб не жаловался, подкидывают умения всякие, видения, мысли. А у детей в материнской утробе могут все здоровье забрать. И рождается такой ребенок или никчемышем*, или калекой. Вот только у Маланы пленс не с рождения, недавно он к ней пришел. Испугалась чего-то, в беспамятство впадала, или грех какой на их семье, вот и подхватила...паразита.
Ї Нет.
Ї Что нет? Не боишься пленсов?
Девочка уже сидела у прудика с рыбками спиной к старику. Саг Берф никак не мог понять, в какой момент общения девочка начинала замыкаться, напрочь теряя интерес к собеседнику. Вот она смотрит в упор умными черными глазками в обрамлении пушистых ресниц, а вот уже отрешенно почесывает болячку на ноге или ковыряется в носу, и со стороны - чистый никчемыш.
- Нет.
- Что?
- Просто.
- Опять просто?
Блошка молчала.
Саг, кряхтя, полуприсел рядом с прудиком, ласково заглянул девочке в глаза.
- Я знаю, что ты об этом ни с кем не говоришь, но мне - можно. Я саг, я тоже чувствую мертвых, их неупокоенные души, я могу освобождать "Дома" людей от их присутствия. Расскажи мне, что чувствуешь ты. Поверь, вместе мы можем помочь маленькой Малане.
- Как?
- Проведем обряд и выгоним пленса.
- Как?
- Призовем стихии. Его может поглотить огонь, земля, вода, выдуть ветер. Так или иначе, тварь отправится в ад. И Малана будет здорова и весела, как прежде.
- Нет! - девочка резко развернулась к старику и схватила его за руки, так что от неожиданности тот упал на колени и чуть было не свалился в прудик. - Нельзя!
- Что ты, маленькая, - растерянно забормотал саг, мягко сжимая крохотные пальчики в своих ладонях, решив, что девочку испугалась за свою ровесницу, - мы не сделаем больно Малане, это всего лишь стихии, такой обряд: свет солнца, течение вод ...
- Нельзя! - Блошка умоляюще смотрела на сага, в глазах ее стояли слезы. - Нельзя в ад...она же...нельзя...
- Тебе...тебе жалко пленса, - догадался саг. - Да, понимаю тебя...это - душа, тоже душа...
Девочка разрыдалась и уткнулась лицом в грудь старика.
-...несчастная душа, потерявшая правильный путь...
- Нет, нет, - шептала девочка.
-...самоубийца или кто-то, попавший в руки бесовиков...
- Нет, не-е-ет!
Саг отстранил Блошку от себя, держа за плечи, и строго сказал:
- Расскажи мне, что ты знаешь. Почему тебе так жалко пленса, мучающего эту бедную девочку? Кто это? Если не расскажешь, я не смогу помочь.
- Не мучает, не мучает...она...она, Ї Блошка всхлипывала, Ї не нарочно...
- Расскажи, - потребовал саг. - Кто она?
- ...вы ее прогоните в а-а-ад...
- Нет, если ты объяснишь, почему я не должен этого делать.
- Это ее...Палина... - выдохнула Блошка.
- Кто?
- Ее мама...Она сказала, что она ее мама...госпожа Лоир...
****
- Что теперь? - спросил Реман.
Утомленные дневными событиями, саги сидели на лавке у храмов. Молодой саг без тени смущения кутался в пеструю женскую шаль, оставленную кем-то из селянок, круглая, начинающая лысеть голова смешно торчала из складок вязаного полотна. Несмотря на теплые вечера Дарителя, Реман постоянно мерз. Он еще не привык - не мог приноровиться к жизни служителя Пятихрамья, открытой для каждого желающего. Люди шли и шли к нему, пользуясь его незащищенностью, уходили после долгих разговоров, смакования своих проблем и болячек, довольные и "сытые", а молодой саг, оправдываясь перед пожилым учителем, обещал следить за расходом энергии и эмоций, а пока каждый раз истощался, вечерами мерз и запихивал в себя, по настоянию Берфа, питательную мясную пищу. У Ремана даже саднило горло от долгих разговоров.