Выбрать главу

Очнулся я в кромешной тьме и ещё долго лежал, с трудом соображая, где нахожусь. Потом вспомнил. Нащупал негнущимися пальцами в нагрудном кармане гимнастерки раздавленный коробок спичек и с третьей попытки добыл огонь. При слабом, колеблющемся свете я осмотрелся вокруг себя. В трех метрах от себя, я увидел лежащего ничком лейтенанта. Догоревшая до конца спичка угасла. Собрав остатки воли в кулак, я пополз к нему. После мучительных усилий, нащупав сначала его ногу, а затем и голову, я как мог, постарался привести его в чувство. Через некоторое время, он начал подавать признаки жизни и вскоре со стоном перевернулся на спину. Я запалил новую спичку и в её колеблющемся свете мы осмотрели друг друга. Сам я себя конечно не видел, но по выражению Диминого лица, я понял, что людей в гораздо лучшем состоянии, давно уже отнесли на погост. Но мы были еще живы.

– Где это мы? – усталым голосом спросил Дима, безуспешно пытаясь сесть.

– В туннеле сидим.

– А почему так темно?

– Наверное вход обрушился.

– А как же наш грузовик?

– Боюсь, от него мало что осталось! Во всяком случае он вряд ли он теперь на ходу.

– Давай, Серега, выбираться отсюда поскорее, – прошептал Дмитрий, – иначе нам конец. Никто же не знает, куда мы поехали.

– Тогда попробуй подняться, Дим, – принялся я поднимать его.

Поддерживая и подпихивая друг друга, мы кое-как встали на ноги и, держась за стенку тоннеля начали долгий путь наружу. Дальнейшие события я вспоминаю с трудом. Ощущение реальности, видимо, посещало меня уже с перерывами, а мое измочаленное тело двигалось чисто рефлекторно. К вечеру нам удалось добраться до какой-то мелкой речки. Я вспоминаю, что очнувшись в какой-то момент ощутил, как Дима тянет меня за ремень к воде, а мои руки волочатся за мной словно рыбьи хвосты. Еще помню момент, когда мы обнявшись и поддерживая друг друга, карабкались по поросшему густой травой косогору, хотя куда и зачем мы лезли, не имею ни малейшего понятия. Нашли нас, видимо, только на следующий день, еле-еле подающими признаки жизни. Здесь в моей памяти наблюдается полный провал. Только где-то через неделю я очнулся в госпитальной палате от громких слов стоящих вокруг моей койки людей в белых халатах. Один из них, мне запомнились его слова, рапортовал другому постарше.

– Сильная степень лучевого поражения, товарищ майор, обширный некроз тканей по всему телу и ярко выраженная дистрофия.

– Это они о ком говорят такое страшное? – подумал я, силясь разлепить опухшие веки. Но когда же мне удалось приоткрыть один глаз, я понял, о ком они говорили. Речь шла обо мне.

Дней через десять мне стало лучше, не столько из-за стараний докторов, сколько от пахучего и горчайшего снадобья, которое мне тайком давала пожилая кореянка, работавшая в нашей палате медсестрой. Прекратился бивший меня часами озноб, появился хоть какой-то аппетит и нормальный сон. Через три недели меня выписали, и вот, вчера я получил проездные документы и еду теперь домой. Остались от всего этого только шрамы. Старшина протянул ко мне свои густо иссеченные белыми полосками руки: – Да вот еще что. Он снял китель, встав в проходе купе подтянул к голове новую нательную рубаху и показал мне свою обнаженную спину. Я невольно содрогнулся. Чуть ниже левой лопатки почти во всю спину у старшины алел страшный ожог в виде двух концентрических кругов в центре которых находилась фигура, напоминающая треугольник со скошенными вершинами.

– И где же ты такое украшение заработал? – поинтересовался я, осторожно трогая пальцем рисунок. Мой собеседник одернул рубаху и уселся на полку.

– Мне кажется, это там, в карьере меня наградили. Что удивительно – кожа сзади не слезала и, вообще, я об этом узнал, только когда мылся в бане неделю назад, а раньше ничего такого не было и в помине.

– Странное дело, – пробормотал я, – А как же твой друг, с ним-то что сталось?

Светловолосый старшина насупился и вздохнул.