— Пойдем, сын Адама, — молвил Эслан. — Взгляни, хотя бы издали, на тот замок, где быть тебе королем.
И вот Питер, все еще сжимая в руке обнаженный меч, вышел бок о бок со львом на восточный край площадки. Великолепный вид открывался оттуда. Солнце садилось у них за спиной, и вся земля Нарнии — леса и холмы, и долы — залита была вечерним светом, и далеко-далеко серебристой змейкой пилась большая река. А еще дальше было море, а над морем — небо и облака, озаренные лучами заходящего солнца. И там, на рубеже суши и вод, у самого устья большой реки, на невысоком холме что-то сверкало. То был замок, а сверкало солнце, отражаясь в стеклах окон, обращенных на запад. Однако Питеру показалось, что не замок то, а звезда, горящая у лукоморья.
— Смотри, человек, — молвил Эслан, — это и есть Кэйр-Паравел о четырех престолах, на один из которых ты воссядешь как законный король. Именно тебе я показал его, потому что ты — первенец, а стало быть, по праву будешь Высочайшим из Четырех Венценосцев.
На сей раз Питер просто не успел ответить — какой-то необыкновенный звук ворвался в тишину. Как будто погудка охотничьего рога, но только мягче.
— Это рожок твоей сестры, — сказал Эслан Питеру тихо-тихо, как будто — не в обиду Льву будет сказано, — промурлыкал.
Питер не сразу сообразил, в чем дело. И только когда увидел бегущих к шатру и услышал, как Эслан, воздев лапу, воззвал: «Все назад! Дайте принцу заслужить рыцарские шпоры», — только тогда он понял и сломя голову ринулся вперед. Страшное зрелище открылось ему.
Наяды и дриады разбегались во все стороны от шатра. Люси бежала навстречу ему со всей скоростью, на какую только была способна; лицо — белее бумаги. А вот и Сьюзен: она, бросившись вниз по склону, подпрыгнула и повисла на нижней ветке дерева, а под деревом стоял огромный серый зверь. Сперва Питеру показалось, что это медведь. Потом он увидел, что зверь похож на большую, даже слишком большую собаку.
То был волк. Он стоял на задних лапах, опираясь передними о ствол дерева, клацал зубами, рычал, и шерсть у него на загривке торчала дыбом. Сьюзен успела уцепиться за вторую ветку, однако одна нога все еще свисала вниз, и клыкастая пасть едва-едва не доставала до нее. Питер удивился, отчего бы сестрице не залезть повыше или, по крайней мере, не ухватиться за ветку покрепче; и вдруг до него дошло, что силы ее на исходе — сейчас она потеряет сознание и рухнет вниз.
Питер не испытывал прилива отваги, наоборот, у него живот подвело от страха. И несмотря на это, он сделал то, что должен был сделать. Он ринулся на чудовище, подняв меч, чтобы ударить наотмашь. Удар не достиг цели. Быстрый, как молния, зверь развернулся на задних лапах — глаза горели, из широко разверстой пасти вырвался злобный рык. Когда бы не чрезмерная злоба, волк не стал бы рычать, а сразу схватил бы врага за горло. Но волк зарычал. И все случилось так быстро, что сам Питер ничего не успел осознать, но зато успел направить меч снизу вверх и со всей силы вогнать клинок между передними лапами — прямо в сердце. А дальше все было как в долгом страшном сне: пасть, ощеренная прямо в лицо, и жар, исходящий из нее, и кровь, и шерсть — Питер старался удержать зверя на клинке, а тот, живой или мертвый, наваливался. Еще мгновение, и мертвое чудовище рухнуло наземь. Питер, с трудом вытащив меч из волчьей плоти, распрямился. Пот заливал лицо и застил глаза. Все тело ломило.
Чуть погодя Сьюзен слезла с дерева. И она, и Питер, оба едва держались на ногах. Не стану утверждать, что у них там обошлось без объятий и слез. Однако в Нарнии это незазорно.
— Скорее! Скорее! — раздался голос Эслана. — Кентавры! Орлы! Я видел второго волка. Там, внизу, в чаще. Он только что скрылся. Все за ним! Он отправится к своей хозяйке — вот вам и возможность отыскать Ведьмарку и спасти четвертого.
По его слову загремели копыта, захлопали крылья — не меньше дюжины самых резвых созданий ринулось в густеющие сумерки.
Питер, все еще не отдышавшись, обернулся и увидел Эслана — тот стоял рядом.
— Ты забыл оттереть свой меч, — сказал Эслан.
Так оно и было. Питер покраснел, взглянув на светлый клинок, загаженный кровью и шерстью волка. Наклонившись, он тщательно вытер меч о траву, а затем, для верности, об одежду.
— Подай мне меч и преклони колено, сын Адама, — сказал Эслан. Потом, возложив клинок плашмя на плечо Питеру, Лев провозгласил: — Встань, рыцарь Питер Волковой. И что бы с тобой ни случилось, впредь не забывай вытирать свой меч.
Глава 13
Великое Заклятье
Времен Изначальных
А теперь пора нам вернуться к Эдмунду.
Столько пройти, почти пробежать, да еще без отдыха — никогда бы он не поверил, что это вообще возможно. И вдруг Ведьмарка приказала остановиться. Для привала она выбрала угрюмый лог в темной чаще тисов и елей. Эдмунд рухнул ничком, лицом в землю, и лежал неподвижно: пусть дальше будет, что будет, только бы сейчас ему дали полежать. Он так устал, что не чувствовал ни голода, ни жажды. А тем временем Ведьмарка с гномом тихонько переговаривались где-то совсем рядом.
— Нет, — говорил гном, — мы опоздали, ваше величество. Они наверняка уже у Каменного Стола.
— Подождем вестей от Моугрима. Он должен отыскать нас, — отвечала колдунья.
— Даже если отыщет, — говорил гном, — это будут дурные вести.
— Однако в Кэйр-Паравеле, заметь-ка, четыре престола, — шептала Ведьмарка. — А что, если один из них останется пуст? В таком случае предсказанное не исполнится.
— Какая разница, если он — здесь? — сказал гном. На этот раз он не посмел при хозяйке произнести имя Эслана.
— Он? Он когда-нибудь, да уйдет. Ну, а тех троих вмиг осилим.
— А не лучше ли оставить этого, — и тут гном пнул Эдмунда в бок, — сохранить и поторговаться.
— Ха! Чтоб его у нас отняли? — презрительно фыркнула колдунья.
— Коли так, — согласился гном, — не покончить ли с этим, не откладывая?
— Мне бы хотелось содеять это на Каменном Столе, — мечтательно проговорила колдунья. — Стол для того и предназначен. И всегда это делалось на нем.
— Долго ждать придется. Стол нескоро можно будет употреблять по назначению, — возразил гном.
— Ты прав, — сказала Ведьмарка и, помолчав, добавила: — Что ж, приступим…
В этот самый миг из чащобы прямо на них кубарем выкатился волк.
— Я видел их. Они все там, у Каменного Стола. И он тоже там, с ними. Они убили капитана Моугрима. Я укрылся в чаще и все видел… Один из сынов Адама убил его. Бегите! Бегите!
— Мне бежать?! — вскричала Ведьмарка, — С какой стати? А вот ты беги — обойди всех наших, пусть спешат ко мне сюда и не медлят. Великанов зови, вовкулаков и духов лесных, нам верных. Упырей зови, тварей болотных, людоедов и минотавров. Лихорадку, Бледную Немочь, привидений и поганок всем скопом. Будем биться! И еще как! Или нет при мне моего жезла? Или я не могу превратить врагов моих в камень? Ну же, быстро! Беги! А я покуда завершу тут еще одно дельце.
Громадный зверь кивнул, развернулся и мгновенно исчез в чаще.
— Ну-с, — промолвила колдунья, — если стола у нас нет… дай мне подумать… пусть столом нам послужит дерево.
Тут же Эдмунд был грубым рывком поставлен на ноги, и гном накрепко привязал его спиной к ближайшему тису. Ведьмарка скинула мантию. Обнаженные руки ее были страшно белыми. И единственное, что видел Эдмунд в полумраке темного лога, были эти страшные белые руки.
— Готовь жертву, — сказала колдунья.
Гном разодрал рубаху на груди Эдмунда и, схватив за волосы, оттянул ему голову так, чтобы обнажилась шея. И тогда Эдмунд услышал: вжик-вжик-вжик… Какой странный звук! И сразу понял: это точится нож.
В то же мгновение со всех сторон грянуло — стук копыт и хлопанье крыльев… вопль Ведьмарки… рев, галдеж и сумятица. Путы ослабли, и Эдмунд рухнул бы наземь, когда бы чьи-то сильные руки не подхватили его; и какие-то добрые басовитые голоса звучали в его ушах:
— Пусть полежит… Дайте ему вина… Глотни-ка вот этого… Вот теперь хорошо… Все будет в порядке.