— С ней случилось что-то плохое, да?
Дядя Эндрю снова хмыкнул.
— Можно, конечно, сказать и так — кому как больше нравится. Ну да, под старость она сделалась… гм… странноватой, творила всякие глупости. Потому ее, собственно, и упрятали.
— Упрятали? В сумасшедший дом?
— Вовсе нет! — возмутился профессор. — Придет же такое в голову! Ее посадили в тюрьму.
— Ой! А что она отмочила?
— Бедная женщина, — вздохнул дядя Эндрю. — Бедная старая миссис Лифей! Такая добрая — и такая глупая! Чего она только не вытворяла! Но тебе этого знать не обязательно.
— Послушайте, дядя Эндрю, я же вас спросил о Полли, а вы мне про свою миссис Лифей…
— Всему свое время, мой мальчик, — отозвался профессор. — Перед самой ее смертью миссис Лифей выпустили из тюрьмы. Видеть она никого не желала — ну, почти никого, не считая немногих избранных, среди которых был и твой покорный слуга. Позволю себе заметить, что она никогда не считала меня заурядным невежественным типом. У нас с ней были общие интересы, общие увлечения… Так вот, за день или два до своей смерти она велела мне открыть потайной ящик в бюро и достать оттуда маленькую шкатулку. Знаешь, как только я взял эту шкатулку в руки, мои ладони зачесались, и я понял — передо мной величайшая загадка. Миссис Лифей заставила меня поклясться: когда ее похоронят, я должен был, не открывая, сжечь шкатулку и произнести при этом пару-тройку загадочных фраз. Клятвы я не сдержал…
— Фигово, — осуждающе проговорил Дигори.
— Фигово? — озадаченно повторил дядя Эндрю. — А, понимаю. Маленьким мальчикам негоже нарушать слово, да? Совершенно верно, целиком и полностью согласен. Хорошо, что тебя научили выполнять свои обещания. Но видишь ли — этакого рода правила распространяются на маленьких мальчиков, на слуг, на женщин и на обычных людей, а к искателям истины, великим мыслителям и мудрецам они неприменимы. Постарайся усвоить раз и навсегда, Дигори: люди, обладающие, подобно мне, скрытой мудростью, свободны от общепринятых правил — и лишены, к несчастью, удовольствий, доступных всем прочим. Увы, мой мальчик, нам суждено провести жизнь в гордом одиночестве.
Профессор горестно вздохнул. Вид у него был столь возвышенный и таинственный, что Дигори на какой-то миг поверил в искренность дяди. Но потом мальчик вспомнил, как профессор смотрел на Полли, тянущую руку к кольцу, и ему сразу стало ясно, что скрывается за пышными дядиными фразами.
«Иначе говоря, — «перевел» Дигори про себя, — он уверен, что может делать все, что ему приспичит».
— Естественно, — продолжал дядя Эндрю, — я долго не осмеливался открыть шкатулку. Моя крестная была поистине невероятной женщиной, а посему в шкатулке вполне могло оказаться что-нибудь на редкость опасное. Между прочим, в жилах миссис Лифей текла кровь Чудесного Народа — теперь таких людей и не сыскать. (Она мне говорила, что кроме нее есть еще двое — герцогиня и жена углежога.) Так что, Дигори, ты разговариваешь с человеком, у которого на самом деле была крестная-волшебница. А ты небось думал, что твой дядя обыкновенный профессор, а? Будет о чем рассказать внукам, мой мальчик, правда?
— А что насчет Полли? — напомнил Дигори, исподтишка скорчив гримасу: почему-то ему подумалось, что миссис Лифей была злой волшебницей.
— Терпение — добродетель юных! — провозгласил дядя Эндрю. — Далась тебе эта девчонка! О чем бишь я? Ах, да. Перво-наперво я осмотрел шкатулку снаружи. Очень древняя, не греческая — уж в этом-то я разбирался — и не египетская, не вавилонская, не хеттская и не китайская. Она была древнее всех этих народов! О, как я обрадовался, когда наконец узнал истину! То была шкатулка из Атлантиды, с острова, погибшего в морских волнах. Это означало, что она старше любой из побрякушек каменного века, которые археологи раскапывали в Европе. Вдобавок шкатулка была куда изящнее этих неуклюжих поделок. Ведь уже на заре времен Атлантида достигла высот развития и поднялась к вершинам красоты и мудрости.
Профессор замолчал, будто приглашая Дигори вставить словечко-другое. Однако Дигори не проронил ни слова — он просто боялся раскрыть рот, чтобы не сорваться и не сказать дяде что-нибудь обидное.
— Со временем, — продолжил профессор, — я многое узнал о магии, об этом величайшем из человеческих искусств!.. Впрочем, ты еще мал, чтобы понять… Иными слонами, я начал догадываться, какие именно предметы лежат в шкатулке. Проводя опыты, я постепенно уменьшал число вариантов, и разгадка становилась все ближе… Между тем судьба свела меня с несколькими поистине удивительными людьми, и мне выпало пережить тяжкие испытания; тогда-то мои кудри и тронула седина… Что ж, без труда, как говорится, и рыбку из пруда не вытащишь, а уж чародеем и подавно не станешь. Я погубил свое здоровье, но добился того, к чему шел столько лет! Теперь я знал наверняка! — Он подался вперед, словно опасаясь, что кто-то может подслушать (хотя в кабинете были только они с Дигори), и прошептал на ухо мальчику: — В шкатулке было нечто, принесенное из другого мира в ту пору, когда наш мир еще только зарождался!
— Чего? — переспросил Дигори, тщетно стараясь обуздать проснувшееся любопытство.
— В шкатулке была пыль, — сообщил дядя Эндрю, — С виду обыкновенная, пыль как пыль. Смотреть не на что, не то что прятать. Но когда я взглянул на нее (не притрагиваться к ней у меня ума хватило) и представил, что каждая крупинка этой пыли — из другого мира… не с другой планеты, а просто из другого мира, как из другой страны… из подлинна Иного Мира, совершенно непохожего на наш, такого близкого и неизмеримо далекого… из мира, до которого не добраться, пролети хоть всю вселенную, но в который можно попасть при помощи магии… Уф!
Профессор потер руки, и его пальцы затрещали, как дрова в камине.
— Я знал, что эта пыль, если придать ей нужную форму, способна перенести любого в этот Иной Мир. Но вот с формой вышла загвоздка. Первые эксперименты, с морскими свинками, завершились грандиозным провалом. Часть свинок умерла, часть повзрывалась. Этакие живые бомбочки…
— Зачем вы мучили бедных свинок? — воскликнул Дигори, у которого когда-то была ручная морская свинка.
— Не отвлекайся и не перебивай! — одернул мальчика дядя Эндрю. — Свинки для того и предназначены, чтобы ставить на них опыты. Я сам их покупал… Итак… Ну да, форма. После упорных трудов мне все же удалось изготовить кольца — желтые кольца. И тут возникла новая сложность. Я был уверен, что желтое кольцо мгновенно отправит любого, кто к нему прикоснется, в чудесный мир магии. Но что в том проку, если я не смогу вернуть этого «любого», чтобы он поведал мне обо всем, что увидел?
— Веселенькое дело, — пробормотал Дигори. — Туда— пожалуйста, а обратно — шиш. Очень полезная штука.
— Ты превратно истолковываешь ситуацию, — гордо заявил дядя Эндрю. — Такой эксперимент стоит любых жертв. И потом, если тот, кого ты посылаешь, не может вернуться и рассказать об увиденном, какой смысл его вообще посылать?
— И почему же вы сами туда не отправились?
Этот невинный вопрос показался дяде Эндрю необыкновенно каверзным. Во всяком случае, лицо у профессора сделалось растерянным и обиженным.
— Я? — озадаченно переспросил он. — Я?! Мой мальчик, ты спятил! Неужели, по-твоему, человеку моего возраста и положения пристало рисковать своим здоровьем ради путешествия в другой мир? Ничего более бессмысленного в жизни не слыхивал! Ты хоть сам понимаешь, что сказал? Подумай. Ведь в этом другом мире нас может ждать все что угодно!..
— И поэтому вы отправили вместо себя Полли! — рассердился Дигори. — Дядя Эндрю, только трус может послать девчонку туда, куда боится пойти сам.
— Замолчи, глупый мальчишка! — Профессор хлопнул ладонью по столу. — Еще не хватало, чтобы меня поучали всякие молокососы! Я — великий ученый, чародей, я посвящен в тайны вселенной и провожу судьбоносный эксперимент. Разумеется, мне нужны подопытные. Чего доброго, ты скажешь, что мне следовало спросить разрешения у морских свинок! Пойми простую вещь: нельзя обрести мудрость, не пожертвовав ради ее обретения чем или кем-либо. И потом, твои рассуждения смехотворны. Ты же не станешь требовать от генерала, чтобы он сражался как простой солдат. А если я погибну, что станется с трудом всей моей жизни?