Платья поражали многоцветием и богатством отделки — алые, серебристые, темно-лиловые, ярко-зеленые, расшитые драгоценными каменьями; узоры изображали то цветы, то невиданных животных. Голову каждой статуи венчала корона, отделанная крупными самоцветами; наряд дополняли ожерелья, подвески и браслеты, тускло мерцающие в полумраке.
— Странно, — проговорила Полли, — одежда совсем целая. Нигде ни дырочки, видишь?
— Волшебство, — убежденно заявил Дигори. — Разве ты не чувствуешь? На эту комнату наложили заклятие, и спорю, что не одно.
Полли пожала плечами.
— Любое из этих платьев стоит сотни фунтов, — сказала она.
Но Дигори куда больше интересовали сами статуи, чем их одежды. Мальчик медленно двинулся по проходу между рядами кресел, вглядываясь в лица сидящих.
— Хорошие были люди, — сказал он.
Полли кивнула. Лица у статуй и вправду были весьма привлекательные — красивые, добрые, мудрые. Но вскоре появились и другие — торжественные, величавые, даже державные. С человеком, у которого такое лицо, запанибрата не поболтаешь — просто не получится. А ближе к середине зала пошли статуи, чьи лица — губы сложены в улыбке, подбородок горделиво приподнят — наводили страх, ибо в их чертах сквозили жестокость и злоба. И чем дальше, тем злобнее и безжалостнее становились лица. Улыбок уже не осталось, на смену им пришло отчаяние, словно эти люди натворили при жизни столько зла, что сами устрашились содеянного. Последней в ряду справа была женская фигура, облаченная в платье, превосходившее пышностью все прочие. Очень высокая (впрочем, все статуи были выше среднею роста) и со взглядом, от которого захватывало дух, одновременно гордым и яростным. И невероятно красивая. Годы спустя постаревший Дигори признавался, что больше никогда в жизни не встречал такой красоты. (Наверное, нужно добавить, что Полли не видела в этой статуе ничего замечательного.)
Эта фигура была последней в ряду, за ней тянулась череда пустых кресел, предназначенных, очевидно, для других статуй, которые так и не успели поместить сюда.
— Хотел бы я знать, что все это значит, — мечтательно произнес Дигори. — Ладно, пошли поглядим вон на ту штуковину посредине.
Дети приблизились к тому, что издалека показалось им столом. Но это был не стол, а квадратная колонна высотой около четырех футов; ее венчала маленькая золотая арка, с которой свешивался золотой колокольчик. Рядом с аркой лежал крохотный золотой молоточек.
— Вот это да! — шепотом воскликнул Дигори. — Здорово, правда?
— Тут что-то написано, — Полли наклонилась над колонной.
Дигори присел рядом с девочкой.
— Точно! Жалко, что прочесть нельзя.
— А вот и можно! — возразила Полли.
На глазах у изумленных детей, вглядывавшихся в чужеземные буквы, с диковинными значками произошло чудесное превращение; нет, начертание ничуть не изменилось, но эти значки внезапно стали понятны! Дигори впору было вспомнить свои собственные слова: дескать, комната заколдована; тогда бы он сразу сообразил, что заклинание начало действовать. Однако мальчику было не до того: снедаемый любопытством, он рвался узнать, что же написано на камне. Вскоре ребята смогли прочесть надпись — и звучала она приблизительно так (конечно же, переводить стихи — дело неблагодарное, на чужом языке они всегда звучат поэтичнее):
— Я за второе, — с ходу выбрала Полли. — Мне и так не по себе.
— Да брось ты! — возмутился Дигори. — Мы не можем отступить. Если мы сейчас уйдем, то всю жизнь будем жалеть, что не ударили в колокол. Лично я не собираюсь отступать. Не трусь, Полли.
— Я не трушу, — возразила девочка. — Я просто рассуждаю здраво. На что тебе сдался этот колокольчик?
— Мне? Раз уж мы забрались в этакую даль, негоже удирать, ничего толком не узнав. Здесь действует магия, Полли! Я ее чувствую!
— А я вот — нет! И ты тоже не чувствуешь, притворяешься только.
— Да что ты понимаешь! — Дигори презрительно фыркнул. — Девчонки все одинаковые! Все бы вам сидеть да сплетничать, кто на ком женится, а как до настоящего дела доходит, вы сразу в кусты!
— Ты говоришь точь-в-точь как твой дядя, — язвительно заметила Полли.
— Не морочь голову! — рассердился Дигори. — Речь не обо мне…
— Мужская логика! — проговорила Полли тоном взрослой женщины и тут же торопливо прибавила своим обычным голосом: — Только посмей сказать, что я веду себя по-женски!
— Еще чего не хватало, всякую пигалицу женщиной называть!
— Значит, я пигалица? — разъярилась Полли. — А ты в таком случае дубина стоеросовая! Ну и пожалуйста, делай что хочешь, я не собираюсь путаться у тебя под ногами. Торчи тут сколько влезет, а с меня достаточно. Я сыта по горло и этим местом, и тобой, полоумная ты упрямая свинья!
— Стой! — истошно завопил Дигори, заметив, что рука 11олли скользнула к карману, в котором лежало желтое кольцо. В следующее мгновение он сделал то, о чем впоследствии сильно сожалел (увы, многие из нас склонны совершать поступки, которых мы потом стыдимся до конца дней своих). Прежде чем Полли успела притронуться к кольцу, Дигори перехватил ее руку и сдавил что есть силы, притянул девочку с себе и зажал другую руку Полли между своим локтем и боком; сам же подался вперед, схватил молоточек и ударил по золотому колокольчику. После этого он отпустил Полли, и они встали друг напротив друга, тяжело дыша. У Полли на глаза навернулись слезы — не от испуга и не от того, что Дигори сделал ей больно; то были слезы ярости. И в этот миг произошло нечто, разом заставившее детей забыть о ссоре.
Колокольчик издал мелодичный звон — негромкий и певучий. Вместо того чтобы затихнуть, этот звон длился и длился, постепенно усиливаясь. За какую-то минуту он сделался вдвое громче прежнего. Вскоре звон стал подобен грому — попытайся кто-нибудь из ребят заговорить, его бы не услышали (впрочем, им было не до того — они замерли с разинутыми от изумления ртами). Минула еще минута — и звон превратился в оглушительный, уже ничуть не мелодичный, скорее устрашающий. Он пронизывал воздух и заставлял ходить ходуном камень под ногами. Наконец к нему начал примешиваться другой звук — смутно различимый, словно доносящийся издалека, похожий то ли на перестук вагонных колес, то ли на треск падающего дерева. Этот звук приближался и тоже становился все громче. И вот под громовой раскат, от которого сотрясся весь дворец (ребята едва устояли на ногах), в дальнем конце зала рухнул потолок; стены содрогнулись, на пол посыпались обломки. Внезапно все стихло, пыль рассеялась и во дворце вновь воцарилось безмолвие.
Открою маленький секрет: выяснить, отчего обрушился потолок, не удалось — то ли стены, которые его подпирали, не выдержали громоподобного звона, то ли причиной всему была магия.
— Полюбуйся! — воскликнула Полли. — Теперь ты доволен?
— Хорошо, что все позади, — пробормотал Дигори.
Дети и не догадывались, сколь горько они заблуждаются.
Глава 5
Гибельное слово
Дети глядели то друг на друга, то на колокольчик, который все еще раскачивался в своей золотой арке. Внезапно послышался шорох, и они обернулись как ужаленные. О ужас! Одна из фигур — та самая женщина, так поразившая Дигори своей красотой, — медленно поднималась со своего кресла. Когда она выпрямилась, стало ясно, что она даже выше, чем представлялось поначалу. Пышное платье, корона, жгучий взор, изгиб губ — все говорило о том, что она привыкла повелевать. Королева! Женщина окинула взглядом зал, потом посмотрела на детей; по выражению ее лица было не угадать, о чем она думает.
Быстрым шагом королева пересекла зал и приблизилась к детям.
— Кто пробудил меня? Кто разрушил заклятие? — требовательно спросила она.
— Наверное, я, — робко ответил Дигори.