Глава 8
Битва у фонарного столба
— Да ну! — крикнул кто-то из толпы. — Неужто сама императрица? Ура императрице заднего двора! Ура!
Ведьма зарделась и величественно наклонила голову, но в следующее мгновение поняла, что над нею просто-напросто насмехаются. Ее лицо исказилось, она переложила нож в левую руку. А дальше произошло нечто совершенно ужасное: ведьма вытянула правую руку и без малейшего усилия, словно в том не было решительно ничего особенного, одним движением оторвала от фонарного столба железную поперечину. Быть может, она и утратила отчасти свою чародейскую силу, зато сил физических у нее, вне сомнения, оставалось предостаточно. Во всяком случае, брусок она отломила с такой легкостью, словно то было не железо, а кусок сахара. Ведьма подбросила брусок в воздух, поймала, взмахнула им над головой и направила лошадь на зевак.
«Пора!» — подумал Дигори и бросился вперед. Ему удалось целым и невредимым прошмыгнуть между забором и конскими копытами; теперь нужно было изловчиться и ухватить ведьму за пятку. Вдруг раздался глухой стук: это ведьма опустила железный брусок на голову старшему констеблю, и тот свалился как подкошенный.
— Быстрее, Дигори! Ее надо остановить, — проговорил кто-то у мальчика за спиной. Дигори обернулся и увидел Полли, которая выбежала на улицу, едва ей разрешили встать с постели.
— А я что делаю? Хватайся за меня. Кольца при тебе? Желтое, смотри не перепутай. И не надевай, пока я не крикну.
Между тем ведьма повергла наземь второго полисмена. Толпа сердито заворчала, послышались крики: «Стащите ее с коня! Камнем ее, камнем! Солдат надо вызвать!» Впрочем, продолжая шуметь, зеваки расступались и пятились, чтобы не подвернуться под тяжелую руку ведьмы. Скоро перед Джадис остался только кэбмен, самый храбрый (и самый добросердечный) из собравшихся; уворачиваясь от бруска, он по-прежнему норовил подобраться поближе к коню.
Толпа заревела, над головой Дигори просвистел камень. Внезапно над улицей раскатился голос ведьмы, подобный колокольному звону; и звучал он почти радостно:
— Чернь! Когда я завладею вашим миром, вы у меня за все заплатите! От вашего города и камня на камне не останется! Он станет таким, как Чарн! Как Фелинда, как Сорлуа, как Брамандин!
Дигори наконец удалось подобраться вплотную, и он схватил ведьму за лодыжку. Джадис съездила ему каблуком по зубам. От боли Дигори отпустил ее ногу. У него кровоточила губа, да и на языке ощущался привкус крови. Где-то неподалеку верещал дядя Эндрю: «Мадам!.. Моя дорогая юная леди!.. Ради всего святого!.. Успокойтесь!..» Дигори снова попытался схватить Джадис — и снова его отпихнули. Ведьма наносила поперечиной удары направо и налево, люди падали на мостовую. Дигори вцепился в ее ногу что было сил и крикнул Полли: «Давай!». В следующий миг…
Хвала небесам! Разъяренные лица исчезли, смолкли яростные вопли. Правда, где-то совсем рядом продолжал причитать дядя Эндрю:
— О боже мой! Неужели я брежу? Или умер? Это нечестно! Я не хотел быть чародеем. Это недоразумение. Моя крестная… я тут ни при чем… старый больной человек… старинный род…
— Тьфу ты! — вырвалось у Дигори. — Его нам только и не хватало! Сбежали, называется! Ты здесь, Полли?
— Здесь. Не толкайся, пожалуйста.
— Да я не… — начал было Дигори, но тут они вынырнули из озера и увидели знакомый лес — лес между мирами. Едва дети выбрались на берег, Полли воскликнула:
— Смотри! Мы и лошадь с собой забрали! И мистера Кеттерли! И даже кэбмена! Ну и компания!
Стоило ведьме заметить, что они вновь очутились в лесу между мирами, она побледнела и уткнулась лицом в гриву Ягодки. Казалось, она вот-вот свалится наземь. Дядя Эндрю дрожал с головы до ног. Лошадь же тряхнула головой, испустила веселое ржание и успокоилась — впервые с тех пор, как Дигори ее увидел. Уши больше не были прижаты, жуткий огонь в глазах погас.
— Вот и ладно, старина, — проговорил кэбмен, поглаживая Ягодку. — Вот и славно.
И тут лошадь сделала самую естественную в мире вещь. Ей захотелось пить (что ничуть не удивительно — вспомните, сколько несчастному животному пришлось пережить), и она медленно подошла к ближайшему озерцу и ступила в воду. Дигори все еще держал ведьму за пятку, Полли крепко сжимала руку мальчика, кэбмен приложил ладонь к шее Ягодки, а дядя Эндрю, который едва стоял на ногах, вцепился в другую руку кэбмена…
— Скорее! — прошептала Полли. — Зеленые!
Лошади так и не удалось утолить жажду. В следующий миг вся компания очутилась в кромешной тьме. Лошадь заржала, дядя Эндрю испуганно заскулил.
— Везет же нам! — проворчал Дигори.
Остальные молчали. Наконец Полли спросила:
— А разве мы не должны были куда-то попасть?
— Мы и попали, — отозвался Дигори. — Я вообще-то стою на чем-то твердом.
— И я тоже. Как странно! А почему так темно? Может, мы забрались не в то озеро?
— Сдается мне, это все-таки Чарн, — сказал Дигори. — Просто сейчас ночь…
— Это не Чарн, — подала голос ведьма, — Это пустота, великое Ничто.
Мир, в котором они очутились, и вправду был поразительно пуст. На небе ни звездочки. Тьма непроглядная, не видно ничегошеньки, так что все равно — открыты у тебя глаза или закрыты. Под ногами что-то твердое и плоское — наверное, земля, но уж точно не трава и не дерево. Холодный воздух обжигал горло, но ветра не было и в помине.
— Пробил мой час, — отрешенно произнесла ведьма. — От судьбы не уйдешь.
— Моя дорогая юная леди, не говорите таких слов! — всполошился дядя Эндрю. — Умоляю вас, ради всего святого! Неужели все настолько ужасно? Кэбмен, друг мой, не найдется ли у вас маленькой фляжечки с чем-нибудь крепким? Капля спиртного, знаете ли, — именно то, что мне сейчас нужно.
— Ну-ну, — раздался спокойный голос кэбмена. — Не падайте духом, ребята! Кости у всех целы? Отлично! За одно это спасибо сказать стоит — вон мы с какой верхотуры грохнулись. Верно, в котлован свалились, может, где метро копают. Так ведь придут же, в конце концов, и всех вытащат, уж поверьте. Ну, а коли мы уже на том свете — на что оченно даже похоже, — что ж, всем помереть суждено, не мы первые. И бояться нечего, ежели честно жизнь прожил. А покуда давай-те-ка время скоротаем и гимн споем.
Не дожидаясь ответа, он завел благодарственный гимн, который обычно поют в пору жатвы, когда «весь урожай лег в закрома». Песня эта вряд ли подходила к месту, где от начала времен не выросло ни травинки, но других мест кэбмен толком не помнил. Голос у него был сильный и приятный. Дети стали подпевать — и немножко приободрились. Дядя Эндрю с ведьмой хранили молчание.
Внезапно Дигори почувствовал, что кто-то дергает его за рукав. Судя по запаху сигар и бренди, это был дядя Эндрю, и он пытался отвести мальчика в сторонку. Дигори нехотя подчинился. Отойдя на несколько шагов, профессор прошептал на ухо Дигори:
— Пора, мой мальчик. Надевай кольцо, и бежим отсюда.
Но ведьма, обладавшая на редкость острым слухом, отлично все расслышала.
— Глупец! — воскликнула она, спрыгивая с лошади. — Или ты забыл, что я читаю в сердцах? Отпусти мальчишку. Если ты замыслил предательство, оно тебе дорого обойдется. Я покараю тебя так, как еще не карали никого и никогда ни в одном из миров!
— А если вы решили, — прибавил Дигори, — что я брошу тут Полли и кэбмена с лошадкой, то здорово промахнулись. Не все такие свиньи…
— Ты избалованный, несносный мальчишка! — процедил дядя Эндрю.
— Тсс! — прошипел кэбмен.
Все замолчали.
В мире кромешной тьмы наконец-то начало что-то происходить. Из мрака донесся голос, выводивший песню. Трудно было сказать, откуда он доносился; этот голос то надвигался разом со всех сторон, то словно вырывался из-под земли. Низкие звуки были настолько глубоки, что невольно чудилось, будто их издает сама земля. Слов в песне не было, да и мелодии тоже. Но все равно, то была самая прекрасная из всех песен, какие когда-либо слышал Дигори. Ягодка тихонько заржала, будто после долгих лет в упряжи вернулась на луг, где играла еще жеребенком, и будто кто-то, кого она помнила и любила, шел к ней через луг с куском сахара в руке.