И под эту Песнь мир вокруг снова преобразился.
Попробуйте представить себе долину, земля в которой кипит точно вода в котле. Да, земля именно кипела, бурлила, по ней словно пробегали волны; и повсюду вспухали кочки, некоторые точь-в-точь как холмики, какие оставляют кроты; другие покрупнее, размерами с бочку, а самые большие были с двухэтажный дом. Эти кочки содрогались, лопались, разлетаясь комьями земли, и из каждой появлялось какое-нибудь животное. Из маленьких выбирались кроты — точно так же, как где-нибудь в Англии; собаки принимались лаять, едва высунув из-под земли головы, и бешено дергали лапами, будто протискиваясь сквозь дыру в заборе. У оленей сперва высовывались рога — сначала Дигори принял их за деревья. Лягушки выскочили из-под земли у реки и тут же с громким плеском попрыгали в воду и громко заквакали. Пантеры, леопарды и другие кошки, большие и маленькие, немедленно стали умываться, а покончив с этим, взялись точить когти о стоявшие поблизости деревья. С деревьев стаями срывались птицы. Над травой порхали бабочки, пчелы сразу же поспешили к цветам, будто их подгонял невидимый кнут. А удивительнее всего было, когда лопнула самая большая кочища — с таким грохотом, что земля под ногами содрогнулась, — и из нее показался длинный хобот, затем появилась крупная голова с обвислыми ушами, и наконец, тяжело ступая и отфыркиваясь, на поверхность вылез огромный слон. Песни льва было не различить, ее заглушали всевозможные звуки — рычание, мычание, блеянье, кваканье, лай, щебет, ржание, карканье, урчание, мяуканье, шипение и сопение.
Дигори стоял как завороженный, не в силах отвести взгляд от Льва. Громадный золотистый зверь величаво расхаживал среди животных, которые, похоже, ничуть его не боялись. Внезапно за спиной у мальчика послышался топот копыт; мгновение спустя Ягодка проскакала мимо Дигори и присоединилась к остальным животным. (Надо заметить, что воздух этого мира пошел на пользу не только дядюшке Эндрю. Ягодка ничем не напоминала себя прежнюю, усталую, заморенную лондонскую клячу; теперь это была крепкая и бодрая лошадка, с пышной гривой и гордо выгнутой шеей.) И тут Дигори сообразил, что Песнь оборвалась. Лев замолчал, но не остановился. Продолжая расхаживать среди животных, он то и дело подходил к какой-нибудь паре (непременно к паре) и терся с ними носами. Так он выбрал двух бобров, двух леопардов, оленя с ланью… К некоторым животным он не подходил вовсе. Те, кого выбрал Лев, следовали за ним, словно забыв о своих сородичах. Наконец Лев остановился. Все животные, которых он выбрал, выстроились широким кругом, так что Лев оказался в центре. А те, кого не выбрали, начали потихоньку разбредаться кто куда. Шум постепенно стих в отдалении. Избранные животные не издавали ни звука и неотрывно глядели на льва. Все стояли неподвижно, лишь кошки изредка подергивали хвостами. Впервые с начала этого мира, в нем установилась тишина; ее нарушало только журчание воды. Сердце Дигори, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди; мальчик чувствовал, что сейчас произойдет нечто особенное, нечто очень и очень важное. Он вовсе не забыл о своей маме; просто он понимал, что пока ему лучше не вмешиваться.
Лев не мигая глядел на животных, словно хотел испепелить их своим взглядом. И под его пристальным взором животные мало-помалу менялись. Самые маленькие — кроты, кролики и прочие — как будто подросли, а самые большие — это было легко заметить по слонам — стали чуть поменьше. Многие поднялись на задние лапы и склонили головы, словно к чему-то прислушиваясь. Лев раскрыл пасть и дохнул на животных; его теплое дыхание обежало круг, как ветерок обегает рощицу. Издалека, с неведомых высот за голубизной небес, снова донеслась песня звезд — прозрачная, холодная, загадочная. Сверкнула огненная вспышка (но никто не обжегся); она сорвалась то ли с неба, то ли с львиной гривы. Детям почудилось, будто кровь у них в жилах вспыхнула, и тут над долиной раскатился голос, звучнее и царственнее которого они в жизни не слышали;
— Нарния, восстань! Нарния, пробудись! Люби! Мысли! Говори! Да ходят твои деревья! Да говорят твои звери! Да оживут твои воды!
Глава 10
Первая шутка
и другие события
Голос, конечно же, принадлежал льву. Дети уже давно подозревали, что зверь умеет говорить, теперь они удостоверились в этом воочию — и все равно испытали потрясение.
Из-за деревьев выступили лесные боги и богини, за ними следовали фавны, сатиры и гномы. Со дна реки поднялся речной бог, окруженный своими дочерьми-наядами. И все они, а с ними звери и птицы, на разные голоса, высокие, низкие, тоненькие и могучие, восклицали;
— Славься, Эслан! Слышим и повинуемся! Мы пробудились. Мы любим. Мы мыслим. Мы говорим. Мы знаем.
— Но вот знать хотелось бы побольше, — проговорил кто-то скрипучим голосом. Увидев этого «кого-то», дети даже подскочили от неожиданности, ибо то была их старая знакомая, лошадь Ягодка.
— Милая Ягодка, — сказала Полли. — Я рада, что ее тоже выбрали.
Кэбмен, который тем временем присоединился к детям, проворчал:
— Чтоб мне пусто было! Я всегда говорил, что этой лошадке ума не занимать.
— Живые существа! — раскатился над поляной величественный голос Эслана. — Я даю вам жизнь. Даю вам навсегда эту страну Нарнию, с ее лесами, плодами и реками. Даю вам солнце и звезды — и отдаю себя. Глупые животные, которых я не выбрал, тоже ваши. Будьте с ними ласковы, взращивайте их и пестуйте, но не возвращайтесь к их повадкам, иначе утратите Дар Речи. Ибо вы были избраны не для того, чтобы вновь утратить разум.
— Мы слышим, Эслан! Мы повинуемся! — хором ответили птицы и животные.
И вдруг в тишине, наступившей вслед за этим, раздался громкий голос какой-то галки:
— Не боись!
Вам, наверное, известно, как это бывает — скажешь что-нибудь этакое в гостях, и все поворачиваются и глядят на вас так, будто в первый раз видят… Галка и сама испугалась собственной дерзости, а когда другие птицы и животные обернулись к ней, она со стыда сунула голову под крыло, словно собираясь спать. И тут все зафыркали, засопели, стали издавать иные забавные звуки. Животные смеялись! Впрочем, они тут же притихли, но Эслан изрек:
— Не бойтесь смеяться! Вы уже не бессловесные неразумные твари, и вам нет надобности все время быть серьезными. Из речи рождается справедливость, и с речью приходят шутки.
Началось такое веселье, что даже галка вновь набралась храбрости и уселась прямо на голову Ягодки.
— Эслан! — вскричала она, взмахивая крыльями. — Неужто я сотворила первую шутку? Теперь все будут знать, что первой пошутила галка!
— Увы, мой маленький друг, — откликнулся Лев. — Ты не сотворила шутку, ты сама стала первой шуткой. Все захохотали громче прежнего, и галка смеялась вместе со всеми — до тех пор, пока лошадь не тряхнула головой и птица от неожиданности не свалилась (правда, она быстро вспомнила, что у нее есть крылья, и воспарила над землей).
— Нарнии быть! — продолжал Эслан. — И нам надлежит беречь ее. Придите же на мой совет, ты, старший гном, и ты, речной бог, ты, дуб, и ты, филин, и вы, оба ворона, и ты, слон. Мы должны решить, как нам поступить. Ибо, хотя этому миру всего пять часов от роду, в него уже проникло зло.
Те, кого он назвал, вышли из круга и следом за львом двинулись куда-то на запад. Прочие недоуменно зашушукались:
— Что он сказал? Козло? А что такое козло? Нет, он сказал «клозло». А это что?
— Слушай, я пойду за ними, — сказал Дигори. — Я должен поговорить со львом. С Эсланом.
— Думаешь? — усомнилась Полли, — Мне бы духу не хватило.
— Я должен, — повторил Дигори. — Насчет мамы, понимаешь? Если в этом мире есть лекарство, которое ей поможет, я должен его найти. А других спрашивать бесполезно.
— Я с тобой, паренек, — вмешался кэбмен. — Мне этот зверь нравится, а остальных чего бояться? Да и с Ягодкой словечком перекинусь.
Полли нерешительно кивнула, и вот они втроем смело — или почти смело — двинулись туда, где собрались животные. Все были так заняты разговором, что заметили троих людей, только когда те подошли вплотную. (Краем уха Дигори услышал крики дяди Эндрю, который по-прежнему дрожал с головы до ног, не рискуя приближаться: «Дигори, немедленно вернись! Кому говорят, глупый мальчишка! Ни шагу дальше!»)