— По очереди! — сказал полисмен. — Я не могу слушать всех сразу!
— Да как же? — сказал кебмен (звали его Фрэнк). — Я свою лошадку знаю, у нее папаша в кавалерии служил. Если дамочка будет её мучить, она тут всех перебрыкает. Пустите-ка, я разберусь.
Полисмен обрадовался предлогу и отошёл от лошади подальше, а кебмен Фрэнк добродушно обратился к колдунье:
— Вот что, барышня, оставьте вы лучше лошадку! Вы же из приличных, к чему вам такой тарарам? Ступайте домой, попейте чайку, отдохните, всё и пройдёт. — Он протянул было руку к лошади, чтобы погладить: — А ты, Земляничка, постой, не рыпайся! Тише, тиш-ш… — но тут колдунья злобно выкрикнула:
— Пёс, убери руку! Перед тобой королева!
Глава восьмая. Битва у фонаря, и что было дальше
— Ух ты! — восхитились в толпе. — Прямо сама королева?
— Ура её величеству! — поддержал кто-то, и все заорали «ура!» Колдунья гордо вскинула голову, щёки её вспыхнули, но, услышав смех, поняла, что над ней потешаются. Лицо её изменилось, она переложила нож в левую руку и вдруг, без предупреждения, сделала поистине жуткое дело: легко, словно срывая травинку, отломила перекладину от фонарного столба. Магическую силу она утратила, но своя, обычная, осталась при ней, и сломать столб-другой ей было не труднее, чем палочку ячменного сахара. Народ быстро расступился. Потрясая новым оружием, королева погнала лошадь вперёд.
«Сейчас или никогда!» — подумал Дигори и примерился, как бы половчей схватить колдунью за пятку. Когда он нырнул головой вперёд, раздался грохот и звон — колдунья опустила железный брусок на голову полицейскому, и тот упал как кегля.
— Быстрее! Их надо остановить! — услышал Дигори и, увидев за собой Полли (прибежала, как только истекли два часа), похвалил:
— Молодец! Держись за меня. Кольцо вынешь ты. Помни — жёлтое. Жди моей команды.
Тут свалился ещё один полисмен. Толпа зарокотала: «Да оттащите вы её!.. Нет, камнем, камнем!.. Вызовите солдат!» — но отступила подальше. Один Фрэнк — видимо, самый храбрый и самый добрый из собравшихся — по-прежнему пытался схватить лошадь, увертываясь от бруска.
Толпа гудела и ревела. Над головой Дигори просвистел камень. Колдунья звонко и вроде бы радостно выкликала:
— Подлые псы! Завоюю ваш мир, за всё ответите! Камня на камне не оставлю! Как в Чарне, как в Фелинде, как в Сораце, как в Брамандине!
Тут, изловчившись, Дигори схватил её за ногу. Она лягнула его прямо в зубы. Он разжал пальцы и закусил губу. Откуда-то доносился дрожащий дядин голос:
— Мадам… моя… э… дорогая… прошу вас… успокойтесь…
Дигори снова схватил колдунью за ногу, снова отлетел, снова схватил, вцепился крепко и крикнул:
— Полли!
Слава тебе, господи! Сердитые испуганные лица исчезли, сердитые испуганные крики умолкли (кроме дядиного). Где-то рядом, в полной темноте, дядя кричал:
— Что это, сон? Что это, смерть? Так нельзя! Это нечестно! Я, собственно, не чародей! Вы меня не поняли!.. Виновата моя крёстная!.. Протестую… При моём здоровье… Мы старого дорсетширского рода!.. — и что-то ещё.
«Тьфу! — подумал Дигори. — Его только не хватало! Да, пикничок…»
— Ты здесь, Полли? — Это он, конечно, уже сказал.
— Здесь, — ответила она, и они вынырнули в зелёное сияние леса. — Гляди-ка! И лошадь тут! И мистер Кеттерли! И кебмен! Ну и компания!..
Как только увидела лес, колдунья побледнела и склонилась лицом к лошадиной гриве. Несомненно, ей стало худо. Дядю и вовсе сотрясала мелкая дрожь. Но лошадь встряхнулась, радостно заржала и успокоилась — впервые с тех пор, как Дигори её увидел. Прижатые уши выпрямились, глаза уже не горели, а мирно сияли.
— Молодчина! — сказал Фрэнк и погладил её. — Понимаешь, что к чему! Так и держи, не горюй.
Лошадь Земляничка сделала самое разумное, что могла: ей очень хотелось пить (оно и понятно), и она направилась к ближайшей луже. Дигори ещё держал колдунью за ногу, а Полли — за руку; Фрэнк гладил лошадь; дрожащий дядя вцепился ему в рукав.
— Быстро! — скомандовала Полли и посмотрела на Дигори. — Зелёные!..
Так лошадь и не напилась, а очутившись в кромешной тьме, растерянно заржала. Дядя завизжал, и Дигори заметил:
— Однако!
— Почему так темно? — удивилась Полли. — Наверное, мы уже там.
— Где-нибудь мы да очутились. Во всяком случае, я на чём-то стою.
— И я, — сказала Полли. — Почему же так темно? Может, пруд не тот?
— Наверное, это Чарн, — предположил Дигори, — тут ночь.