Лучше бы он этого не делал! Больше всего на свете ему захотелось сорвать ещё один, для себя, и он подумал: «Может, надпись не приказ, а совет? И вообще: я же сорвал яблоко для других; какая разница, что я сделаю с остальными?»
Размышляя об этом, он ненароком взглянул сквозь ветви на верхушку дерева. Там, над его головой, прикорнула прекраснейшая птица. Я говорю «прикорнула», потому что она то ли спала, то ли нет: один её глаз был закрыт не совсем плотно. Казалась она побольше орла, грудка её отливала золотом, хвост — пурпуром, на голове алел хохолок.
— В таких местах, — говорил Дигори позже, рассказывая обо всём этом, — надо держать ухо востро. Мало ли кто за тобой следит!..
Однако, я думаю, он бы и сам не сорвал яблоко. Должно быть, всякие прописи (скажем, «не укради») вбивали тогда мальчикам в голову крепче, чем теперь. Хотя кто знает…
Он повернулся, чтобы идти обратно, огляделся напоследок и замер от ужаса, увидев, что здесь не один: неподалёку от него стояла колдунья. Она как раз отшвырнула сердцевину только что съеденного яблока. Губы её были выпачканы соком, почему-то очень тёмным; это было страшновато, и Дигори смутно начал понимать строку о страсти и муке — колдунья казалась ещё сильнее и надменнее, чем прежде, торжествовала, и всё же лицо её было белым как соль.
Мысли эти мелькнули в его мозгу, и он уже летел к воротам, а колдунья гналась за ним. Как только он выбежал, ворота закрылись сами собой. Но не успел он добежать до друзей и крикнуть: «Полли, Стрела, скорей!» — как колдунья, перемахнув через стену, нагнала его.
— Стой! — крикнул он, повернувшись к ней лицом. — Стой, а то мы исчезнем. Не подходи.
— Глупый мальчишка, — засмеялась она, — зачем ты от меня бежишь? Я тебе зла не желаю. Подожди, послушай меня, иначе пожалеешь. От меня ты узнаешь то, что даст тебе счастье на всю жизнь.
— Не хочу, спасибо, — сказал Дигори… и остался.
— Я знаю, что тебе нужно: слышала вчера вашу беседу, я всё слышу. Ну что ж, яблоко ты сорвал, оно у тебя в кармане. Ты не тронешь его, отнесёшь льву, он его съест и обретёт счастье и силу. Простак ты, простак! Да это же плод вечной молодости, яблоко жизни. Я съела его, и теперь никогда не умру, даже не состарюсь. Съешь его сам, съешь сам, и мы будем жить вечно и станем править любым миром, если хочешь — твоим.
— Нет, спасибо, — сказал Дигори. — Навряд ли мне захочется жить, когда умрут все, кого я знаю. Поживу сколько надо, умру и пойду на небо.
— А как же твоя мама? Ты говорил, что очень любишь её.
— При чём тут она? — сказал Дигори.
— Да неужели ты не понимаешь, глупец, что яблоко исцелит её? Оно у тебя, мы одни, лев далеко. Вернись домой, дай матери откусить от яблока, и через пять минут она поправится. Ей станет легче, она заснёт без боли, без лекарств — по-думай об этом! Наутро все удивятся, увидев её здоровой. Всё станет у вас хорошо, вернётся счастье, и сам ты будешь таким, как другие мальчики.
— Ой! — задохнулся Дигори, словно ему стало больно, и приложил ладонь ко лбу. Теперь он знал, что перед ним самый страшный выбор.
— Что сделал для тебя этот лев? — не унималась колдунья. — Почему ты служишь ему? Подумай, что сказала бы твоя мать, если бы узнала, что ты мог её спасти — и не спас. Отец твой умрёт от горя, а ты предпочитаешь служить какому-то дикому зверю в диком краю…
— Он… он не дикий зверь, — еле выговорил Дигори. — Он… я сам не знаю…
— Он хуже зверя, — сказала колдунья. — Смотри, что он сделал с тобой. Смотри, каким ты стал по его вине. Таким становится всякий, кто его слушает. Жестокий, безжалостный мальчишка! Мать умирает, а ты…
— Перестань! — еле слышно проговорил несчастный Дигори. — Что же я, не понимаю? Но… я дал слово.
— Ты сам не знал, что говоришь, — сказала колдунья.
— Мама, — с трудом проговорил Дигори, — не хотела бы, чтобы я… Она учила меня держать слово… и не красть… и вообще… Если бы она была здесь, то сама сказала бы мне, что яблоко брать не надо.
— Зачем же ей знать? — почти пропела колдунья (трудно было представить себе, что её голос может звучать так сладко). — Не говори ни ей, ни папе. Никто в твоём мире ничего не узнает. И девочку с собой не бери.
Тут колдунья и сделала непоправимый промах. Конечно, Дигори знал, что Полли может вернуться сама, но колдунья этого не знала. А сама мысль, чтобы бросить Полли здесь, была такой мерзкой, что все другие слова колдуньи сразу же показались подлыми и фальшивыми. Как ни худо было Дигори, он сказал громко и чётко:
— Тебе-то что? Какое тебе дело до моей мамы? Что тебе нужно?