Действительно, может, уполз дракон и где-нибудь лежит, подыхает. Ментальный, ха! Моментальный, так будет правильнее, а он единственный, кто среагировал.
— Мы пойдем обследовать коридор, — уверенность, по крайней мере, внешне, вернулась к нему. — Впереди — я, за мной — разведчик, третий — Вано. Вы, Тамара, остаетесь здесь, так сказать, обеспечиваете тылы.
Это была месть. Дракон или не дракон, но что-нибудь они вполне могут найти. Может быть, даже нечто-нибудь. Но Тамара при том присутствовать не будет.
— Я бы хотела… — начала она, но Ильзе оборвал:
— Потом, милочка, потом.
— Потом не получится, — разведчику предложение Ильзе не понравилось. — Одного человека оставлять здесь нельзя.
— Вы же были здесь один, — возразил Ильзе.
— Ну, если она зачислена в разведчики…
— Хорошо, пойдете с нами, — Ильзе почувствовал, что переборщил. Не было у него таких прав — в разведчики зачислять. За самоуправство могут и самого того… зачислить.
— Минуту, — попросил Вано, — я только «мураша» отцеплю.
Ушло у него, конечно, больше — минут пять. Все это время Ильзе что-то бормотал сквозь зубы, нетерпеливо посматривая на окружающих. Нет, с ним явно что-то не в порядке.
— А «жирафу» здесь оставим?
— Нет. Приведите аппарат в походное положение.
Еще пять минут зубовного скрежета.
— Готово, — наконец доложил Вано.
— Тогда займите свое место в колонне.
О притолоку не ударишься, дверь высокая. А коридор за ней, если, конечно, уместно говорить о коридоре, — еще выше, в два роста. Под ногами тот же мрамороподобный материал, стены также облицованы похожими на мрамор шестиугольными пластинами, прочно, без зазоров, подогнанными друг к другу и переходящими в сводчатый потолок.
— Он очень метко стрелял, — вполголоса сказал разведчику Вано.
— Что?
— Нигде нет следов пуль.
— Нет, — согласился разведчик и поставил значок на стене.
— Зачем это?
— Привычка, дурная привычка. Прежде каторжникам приковывали к ноге ядро. Отбыв наказание или бежав, они всю
оставшуюся жизнь приволакивали ногу.
— Не понял, причем здесь ядро.
— Да это я так… Кстати, вот и пуля.
— Где?
— А вот, — разведчик показал под ноги. — Выбилась из сил. Изнемогла.
Вано наклонился. Пуля, действительно, просто лежала. Не новенькая, все-таки через ствол прошла, но не распустившаяся.
Действительно, летела-летела и села.
Чуть дальше валялись и остальные.
— Чертовщина, — Ильзе едва не упал, но, взмахнув карабином, удержался на ногах. И от выстрела — тоже.
— Эй, внизу, я теряю, теряю вас! — сквозь треск в наушнике пробился голос Миадзаки.
— Как это — теряешь? — Вано невольно обернулся. Провод исправно сматывался с катушки, неоновая лампочка исправно тлела, сообщая, что линия не порвана.
Но теперь ответом был только треск.
— Миадзаки! Миадзаки!
И треск пропал. А потом погас светильник — мгновенно, разом.
— Что там у вас? — голос Ильзе в темноте напугал — громкий и злой.
— Техническая неисправность. Нет связи с поверхностью.
— Причина?
— Не знаю. Возможно, что-то наверху, у Миадзаки. Или обрыв кабеля, — последнее Вано сказал так, наобум. До сих пор кабель был самой надежной частью связи — его и топором не перерубишь. Но все когда-нибудь случается впервые.
— Включайте фонари, только экономно, — распорядился Ильзе.
— Лучше бы по очереди, — предложил разведчик. — Мало ли что, путь хоть и обратный, но…
— Вы предлагаете идти назад? — искренне удивился Ильзе.
— Конечно, — еще искреннее ответил разведчик.
— Нет, нет. Во всяком случае, не сразу. Пройдем еще немного, осмотримся…
— Обратный путь, знаете, не легок…
— Ничего, я на вас надеюсь.
Странно, но в полумраке коридор казался бескрайним, бесконечным. Вход отдалился не на метры — на жизни.
Все это от гипоксии плюс усталость плюс темновая астения.
Нехорошо. Такой шанс — открыть нечто, стоящее каравана с Земли. А караван — это новое оборудование — и места для возвращения на Землю.
Вано знал, что на Землю вернется едва ли десятая часть, остальных ждет Луна. Он, впрочем, не прочь остаться и на Марсе, ведь кого-нибудь да оставят, хотя бы на две старейшие базы.
Они дошли до поворота, крутого, почти прямого. Что дальше? А дальше от коридора разбегались другие ходы — с дверями открытыми, полуоткрытыми и закрытыми, но открывающимися от обыкновенного, ручного усилия. Они шли, только заглядывая внутрь и видя те же переходы, переходы. Лабиринт.
Разведчик прилежно рисовал значки, Ильзе еще пару раз требовал связи с поверхностью, но тут Вано был бессилен, хотя по-прежнему сматывал с катушки нить, надеясь, что неисправность — наверху и Миадзаки чудом сумеет ее исправить. Чудом — потому что у того не было ни диагностических приборов, ни инструментов, ни запасных блоков. Все, что Миадзаки мог — это постукивать по корпусу умного ящика. Вероятность починки таким способом — корень квадратный из минус единицы. Для Марса это привычный шанс.
Наконец, они открыли дверь, за которой было что угодно, но не коридор.
Пространство внутри загромождено вдоль и поперек трубами, лианами, шлангами, — все зависело от угла зрения и фантазии.
— Я настоятельно советую начать возвращение, — разведчик говорил просительно (а, собственно, как он мог еще говорить?), но чувствовалось — не отстанет.
— Уже начали, — отмахнулся Ильзе. — Вот только этот объект осмотрю.
— Тогда хотя бы выключите фонарь.
— Шутите?
— Здесь могут водиться белые мухи.
— Что за мухи?
— Белые. Из доклада Кауфмана.
— А, вы об этом… Легенда, бред умирающего.
— Я их и сам видел однажды.
— Ну, вы, разведчики, чего только не видите. Удивительно, как и целы остаетесь.
— Сам удивляюсь, — согласился разведчик, но от входа отошел подальше. За ним попятился и Вано, и, поколебавшись секунду — Тамара. И без того материала достаточно, куда же больше?
Но Ильзе вошел в раж. Ему казалось, что следующая находка будет весомее, значимей, и всю славу может получить другой, счастливчик, пришедший на готовенькое. А за ним останется репутация человека, остановившегося в шаге от величайшего открытия. Ему нужен успех, не маленький, значимый для сотни-другой специалистов, а такой, чтобы прогреметь на весь Марс, нет, больше — Землю. Кем был Рейтё до того, как отрыл Карьер? Человеком, которого знали дюжина сослуживцев. Для руководства же он оставался «эй, как вас там…». А теперь — начальник Базы, ежегодно летает на Землю, перевел туда семью и готовится там, на Земле, сменить Амбарцумяна, директора Института Марса. Случай? Нет, Рейтё шел к нему каждодневно. Могло ли не встретиться ему Колесо? Да, могло и не встретиться. Но мог ли Рейтё, найдя Колесо, не отыскать Карьер? Вот это уже вряд ли. Он, Ильзе, должен отыскать такое, что превзойдет все находки. Выпал случай — так держи, держи его, как того тигра. Пусть он кидается на кого угодно — ты, главное, не выпускай хвост.
Он мог приказать идти вперед разведчику. Да что разведчику — каждому бойцу своего отряда. Именно — бойцу, ведь Марс — это передовая науки. Только ведь
В бой идет отряд,
Командир впереди,
Алый бант горит на груди…
Ильзе включил фонарь на полную мощность. Белые мухи, как же. Что он во тьме увидит?
Луч упирался в переплетение серых лиан, стволов, стоек и труб. Теплица. Или джунгли, только засохшие, как засыхает фикус в пустой, покинутой квартире.
Гербарий народного правосудия.
Давно уже Ильзе не чувствовал легкости Марса. Привык, примерился, это в первые дни скакал козлом. Но сегодня он ощутил гнет. По возвращении на Землю, говорят, первые месяцы не сколько ходишь, сколько годишь… шагнул — и отдыхаешь, дух переводишь. Все втрое тяжелей кажется — и ходьба, и работа, и просто жизнь. Сейчас — словно Земля.
Но отступать не пришлось, не пришлось и сражаться. Пропал подвиг. Он, Ильзе, от подвигов не бегает, а это главное. Для самого себя главное.