- Граф! - Эдвард чуть было не ударил его в лицо, но в последний момент все же спохватился. - Вы вообще понимаете, что вы сейчас говорите! Я не позволю сделать вам из гибели Изабеллы свой политический трюк! Не позволю смешивать ее имя со всей той грязью, какой является рейнсвальдская политика! - он выдохнул и сел на стоявший в коридоре диван. - Это... это... Святые Небеса! Неужели нет другого выхода?
Он всегда старался контролировать свои эмоции, пытался мыслить логически, но теперь логика ему была противна до самого мозга костей. Поскольку именно на логике основывались услышанные от графа Фларского слова. Рокфор, даже напав на Росс, будет выглядеть сам жертвой, как обезумевший от горя отец, не находящий иного способа отомстить убийцам своей дочери. Сплетни всегда ходили по Рейнсвальду, и немало их ходило о Респире и том, как его поддерживают Гористары, как помогли пройти на помолвку Эдварда, и чем все это закончилось. И все же, просто так подставить отца своей, пусть всего лишь на несколько минут, жены, было одним из самых бесчеловечных поступков в его жизни, какой никогда не смог бы себе простить.
- Еще не время убиваться по этому поводу, - сказал граф. - Эдвард, ты знаешь, что другого выхода действительно нет, а ты нужен мне здесь, на Рейнсвальде. Нам нужен герцог Аверийский, феодал колонии, появление которой изменило весь прежний баланс на Рейнсвальде, герой Такийской провинции и человек, чьими усилиями проект «Сакрал» обрел жизнь. И без которого герцог Камский никогда бы не смог его закончить. И ты нужен мне, чтобы стать королем, понимаешь?
- Хорошо, пусть будет так, - сдался Эдвард, снова поднявшись, соглашаясь со словами графа и видя одобрение Рокфора, хотя все остальное его сознание выло, требуя немедленно отказаться от этого безумия. Лучшим решением конкретно ему казалось немедленно направиться к Горситарам и, бросив им в лицо перчатку, объявить войну без оглядки на все остальное. Его поглащало то бездумное чувство ненависти, что все никак не находило выход, вынужденное кормиться лишь бесконечными подготовками и войсковой муштрой. Сейчас тристанские войска были готовы как никогда прежде, напоминая взбешенную собаку на цепи, готовую броситься на врага в любую секунду, достаточно дать ей команду и все-таки спустить с поводка. Усилием воли барон подавлял в себе эти эмоции, заставляя себя действовать холодно и расчетливо. - Только пообещайте мне одну вещь, граф. Как только вы станете королем, все обвинения с Рокфора будут сняты
Дэлай только кивнул в ответ на эту фразу.
***
Известия о том, что произошло на Россе, дошло до молодого гористарского барона спустя трое полных суток с того момента, как эскадра Тристанского барона вышла из прыжкового режима в районе этого острова. В мысе Харкии произошедшее сразу же поставило на уши всех военных, тут же начавших подготовку войск и флота, ведь даже самый последний связист из штаба понимал, что такое нападение нельзя рассматривать иначе, как перчатку, брошенную в лицо всем Гористарам. Это был вызов, за которым обязательно последует война.
Только когда об этом услышал сам граф, он заколебался, не зная, как следует ему и дальше поступать. События развивались слишком быстро. Гораздо быстрее, чем новоиспеченный феодал успевал реагировать, только еще обучаясь искусству быть политиком. Многие уже замечали, что у Михаэля Гористара, нового графа, нет ни умений, ни навыков его весьма талантливого деда. Последней волей старого барона, обнаруженной в заранее им написанном завещании, была как раз передача титула барона внуку, через голову его родного сына, Тарваила Гористара, резкого и несдержанного человека, в котором многие видели скорее угрозу всему феоду, если он станет его главой. Тарваил был искусным воином, но мыслил всегда слишком прямолинейно и грубо, привыкший действовать через силу, видя в переговорах нужду лишь тогда, когда речь идет о капитуляции противника. Такой выбор его собственного отца Тарваида лишь разочаровал, но перечить тогда он все же не посмел, решив оставить себе роль отца и то огромное влияние, что мог оказать на родного сына.
- Если мы нападем на Тристан, то это станет началом войны, что разойдется по всему Рейнсвальду, - пытался возражать Михаэль, сидя перед голографическим столом, на котором сейчас медленно вращалась вокруг своей оси трехмерная карта Тристанского бароната. - И у них есть союзники, с каким необходимо считаться. Эта война может расколоть все королевство и прервать выборы короля... Отец, мы должны думать еще и об этом, если хотим, чтобы Гористар устоял!
- Демон бы тебя разодрал, Михаэль! - его отец, уже в боевом доспехе, стукнул кулаком по столу, так что по голограмме прошла рябь. - Война уже началась, если ты этого еще не понял. С того самого момента, как этот недоносок Респир пристрелил девчонку тристанца, война уже фактически началась, и только наша глупость в том, что мы пропустили первый удар. Хотя, честно, я не думал, что тристанец окажется таким слезливым, убиваясь по этому поводу, - он покачал головой. - Отец его крепче был... хотя, ты ничем его не лучше! Надеюсь, ты мне не будешь давать других поводов для сомнений в том, что действительно мой сын! Мы Гористары, и на нашем родовом гербе волк! Мы должны быть воинами, а не говорунами. Дед твой тоже думал, что словами можно всего добиться, и посмотри, что оказалось в итоге? Застрелен в собственной кровати своим же протеже, с каким носился, как с расписной торбой! Ты хочешь так же закончить?
- Нет, конечно, - Михаэль пожал плечами. - Только нам нельзя так очертя голову бросаться в бой, рассчитывая лишь на собственные силы. У нас нет преимущества ни в кораблях, ни в войсках, да и те раскиданы по территории всего бароната и наших подданных. Необходимо время, чтобы подтянуть силы, собрать людей... А к этому моменту новым королем может стать граф Фларский! Как война будет выглядеть тогда? - он снова посмотрел на своего отца. - Как к ней отнесется новый король?
- Поэтому действовать надо сейчас! - сказал Тарваил. - на Мысе Харкии готовы к бою двести кораблей и почти пол миллиона солдат. С такими силами я ударю по Тристанскому замку и сотру его в порошок, чтобы никто больше не усомнился в силе Гористаров! - он переключил голограммное изображение на масштаб всего Рейнсвальда. - Тристанец слишком много сил перевел на Аверию после удачного сражения с наемниками Гельского, чтобы не допустить попыток новых нападений на колонию. А войска графа Фларского слишком далеко от замка, чтобы прийти ему на помощь в случае необходимости. Мы отступим прежде, чем Эдвард подтянет укрепления, а потом ударим снова, в этот раз уже по Аверии...
- Ты хочешь оставить Мыс Харкии без всякого прикрытия? - спросил его родной сын, подходя ближе к отцу. - Мы не можем просто так оголить этот участок, там же останутся только войска обороны и ополчение. Что же они смогут сделать, если именно в этот момент на столицу нападут? Отец, я еще раз прошу тебя подумать о благоразумии, ты рвешься воевать и восстановить нашу честь, но мы рискуем потерять все... - он еще раз ткнул пальцем в изображение столицы Гористарского барона. - нельзя оставлять город без серьезной защиты. Дай мне всего две недели, и я соберу тебе армию, которой будет достаточно, чтобы разбить тристанцев.
- Тристанцев? Ты серьезно? - Тарваил в голос рассмеялся. - Через две недели на престоле будет сидеть граф Фларский, а против нас выступят объединенные армии Тристана, Карии, остезейцев и один только демон знает, кого еще. Или ты действительно так наивен? Карийский барон будет мстить за свою девчонку, он в нее всю душу вложил, а чокнутый Респир все это оборвал одним выстрелом. И он убедит нового короля в своем праве на войну. И к нему присоединится Эдвард, поскольку сам Респир черт знает где, а в Рейнсвальде каждая собака знает, как тепло твой дедушка относился к этой неблагодарной скотине. И что ты будешь делать тогда? Так же сидеть, как наседка, над своей столицей, и ждать, когда враг явится по твою душу к ее воротам? Таков твой план?
- А твой план развязать войну прямо сейчас? - ответил Михаэль, не боясь отца. Ведь все-таки, именно он был феодалом, и даже родной отец не мог позволить себе разговаривать с ним в таком тоне, какой сейчас себе позволял. - И, потом, королем еще может стать граф Розмийский. А ему наши интересы гораздо ближе.