- Время слов подошло к концу, - подчеркнул граф Фларский, повторяя слова Карийского барона и первым нарушая повисшую здесь тишину. - Настало время пушек. Они накажут виновных и выберут нового короля вернее любых других средств...
Вместо эпилога.
Карийский замок напоминал цитадель тристанского рода, хоть и построен был гораздо позже, в Века Раздора, в эпоху непрерывных гражданских войн между феодалами, когда в королевстве не было ни порядка, ни спокойствия. Крепости, подобные этой, становились опорами для армий, сходившихся в жестоких сражениях, переживая осады и штурмы. Карийский замок был памятником той эпохи, оставаясь с тех пор военным центром, в то время как семья барона жила ближе к столице, в новом замке, меньшем по размерам и больше подходящим для жизни, чем старая цитадель. И все же, именно в старом замке находилась родовая гробница Карийского рода, одного из древнейших во всем Рейнсвальде, укрытая глубоко в катакомбах под его стенами, оставаясь местом последнего упокоения представителей этого гордого и благородного семейства.
Темный коридор, выложенный каменной кладкой, старый и древний настолько, что уже давно стерлась память о тех, кто его выкапывал глубоко под основанием замка, освещенный лишь плазменными фонарями, висевшими на стене через каждые тридцать метров, уходил все дальше и глубже под землю. При ходьбе под подошвами ботинок на старом, выложенном керамзитной плиткой, полу хрустела каменная крошка, осыпавшаяся со временем с потолка.
Сопровождающий его смотритель был единственным, которому Эдвард позволил сейчас пойти с ним, оставив снаружи даже свою свиту, не желая кому-либо еще открывать свою терзаемую душу. Почти не выходящий из своих подземелий старик с сухим вытянувшимся лицом, покрытым глубокими морщинами, уверенно шел впереди, пока не дошел до арочного прохода, искусно украшенных скульпторами в виде небесных стражей, поддерживающих свод. На каменном покрывале, что стражи держали в руках, старым шрифтом были вырезаны слова «Мы здесь обрели покой, не тревожь наш сон. Ибо в этом мире каждый лишь в пути, и мы свой прошли».
- Дальше я пойду один, - приказал Эдвард, подняв воротник своего камзола, чье золотое шитье поблескивало в свете фонаря смотрителя. Это казалось лишним в подобном месте, но он и так крал сам у себя время, которого оставалось очень мало. И все же, сюда он должен был прийти. - Ожидай здесь.
Смотритель только кивнул и протянул ему свой фонарь. Взяв закрытый в металлический корпус плазменный огонь в правую руку, Эдвард прошел вперед, под своды семейного склепа Карийских баронов, за столь долгое время их правления превратившегося в настоящие катакомбы. Длинные коридоры, пересекающиеся под прямым углом, проходили вдоль больших ниш, где стояли надгробные памятники упокоившимся здесь дворянам. Воины, политики, полководцы, герои и просто те, кто был кровно связан с правящим в этих землях родом. Многим могилам уже было несколько тысяч лет, но за ними все так же бережно смотрели и оберегали, сохраняя так, словно установлены здесь надгробия совсем недавно, Эдвард шел мимо, не задерживаясь даже на то, чтобы прочитать имена тех великих, кто был здесь похоронен. И чем дальше продвигался в затхлом воздухе склепа, тем тяжелее становилось идти, тем труднее становилось дышать, а слезы снова начинали подбираться неприятным и тяжелым комом к горлу.
Вот поэтому он и должен прийти сюда один. Никто не должен видеть, как плачет тристанский барон, никто не должен видеть его в эти минуты слабости. А слезы уже против воли капали из глаз, когда остановился перед совсем новым надгробием, с еще первозданной белизной обработанного камня, ради которого сюда и пришел. Скульптор действительно оказался талантлив, изобразив Дух Неба в виде фигуры в тяжелом балахоне и с капюшоном, закрывающим лицо. Вестник Небес расправил руки над лежащей у его ног статуи молодой женщины. Автор практически точно изобразил все черты ее лица, казалось даже, будто она улыбается, если бы только не ее подвенечное платье, пробитое пулями. И надпись золотыми буквами у основания скульптуры гласила «Изабелла Карийская, супруга Эдварда Трстанского, барона Тристанского и герцога Аверийского».
Он вытащил из нагрудного кармана несколько свечей, за которыми специально сам прилетал в храм Неба, давя в себе ту ненависть, что с недавнего времени испытывал к этим культистам, но помня, с каким трепетом Изабелла всегда относилась к подобным традициям. Поставив их на и так залитом воском надгробии, не без труда зажег огонь трясущейся рукой, с трудом подавляя в себе давящие изнутри на грудь рыдания, и только после этого позволил упасть перед ее могилой на колени.
- Здравствуй... прости что не смог прибыть на твои похороны, - Эдвард с трудом смог улыбнуться сквозь слезы. - Я и сам был недалек от того, чтобы отправиться за тобой следом, и видит Небо, так бы и поступил, если что-то мог тогда решать... Прости, что не приходил сюда раньше... Прости меня за все... Если ты меня еще как-то можешь слышать, прости пожалуйста... - Единственный человек, перед которым когда-либо смел открывать свою душу, лежал сейчас по ту сторону могильной плиты, и понимание этого только еще сильнее разжигало чувство вины, какое испытывал за ее смерть. - Прости, что не смог спасти тебя в тот день... Ты не должна была умереть. Я должен был. Я должен был быть на твоем месте... Прости меня... Я не могу тебя вернуть... Я хочу, чтобы ты знала... - Расплавившийся воск свечей медленно стекал с холодного камня и попадал на кончики пальцев, но сейчас Эдвард совершенно не обращал на него никакого внимания, занятый только теми словами, что хотел произнести: - Я пришел сюда сказать, что не могу никого простить за твою смерть... Знаю, ты бы не хотела этого, но я не могу даже думать о том, что они ходят по этой земле, дышат и радуются, когда ты лежишь здесь. Я поклялся отомстить за тебя. Всем, кто виновен. Я истреблю их род до последнего, и никто больше не сможет стать наследником. Никто и никогда больше не вспомнит о них после того, как я вычеркну их из истории королевства. Прости меня за это... Я знаю, ты бы не хотела войны, но ее не избежать... Прости и за это... Девочка моя... - Он чувствовал что срывается на рыдания, но и не хотел их даже останавливать. - Почему они забрали тебя у меня? Почему Небо забрало тебя, а не меня? Я не могу жить. Я не хочу жить... Но я буду. Я заставлю себя жить, пока не отомщу сполна. Обещаю тебе...
Слезы рвались наружу, и просто что-то неразборчиво шептал, надгробию, ткнувшись в холодный камень лбом. Там была похоронена не просто его возлюбленная. Там было похоронено его сердце.
Он должен был сюда прийти хотя бы раз перед тем, как отправится на войну. На ту войну, которая изменит королевство, раз и навсегда поставив точку в истории старого Рейнсвальда. Старый строй изжил себя и уже рушился под весом собственной цивилизации, слишком грандиозной и величественной, чтобы оставаться устойчивой бесконечно долго. Феодалы забыли, почему их предки получили власть над остальными людьми, и ради чего эта власть им была дана. Честь больше не имела того значения, что несла в себе раньше, став такой же монетой на игральном столе, как и все остальное. И когда ушла честь, на ее место пришла кровь...
Лишенный чести человек теперь в Рейнсвальде все равно остается человеком, но кровь для него все столь же ценна, как и прежде. И если нельзя призвать к ответу честью, Эдвард призовет к ответу кровью.