Так вот, Равелю десять по человеческим меркам. И все эти годы его душа ведёт жестокий кровавый внутренний бой за собственное тело и собственное существование. Как и другим детям, в его якобы пустой сосуд ещё в утробе матери, когда он достаточно сформировался, вселили душу одного из павших бойцов. Но по каким-то причинам родившийся мальчик не понравился наблюдавшим за ним ангелам, и они отсеяли его как брак, бросив на произвол судьбы. А Равель не захотел сдаваться так просто.
Однако чем старше он становился, чем больше крепла его душа, тем агрессивней становился чужак. Он не хотел так просто уходить из чужого тела, не хотел отдавать контроль. Он был силён и яростен, безумен от долгого заточения и того, что когда он погиб, ему не позволили соединиться с отцом-Эльратом. Он был ослеплён болью агонии дня собственной смерти и отравлял жизнь ни в чём не повинному ребёнку своим безумием.
Равель был самым сложным случаем среди всех детей, которых Анастасия, Мириам и Ниал, те самые молодые взрослые, привели к Белкету. Страдающий ребёнок, чья боль длится всё его существование, — он был тихим, стеснительным, испуганным мальчиком. Действительно, отнюдь не прекрасный ангел и слепой воин Эльрата, которого в нём надеялись увидеть породившие его дети Света. И Белкет в бессилии скрипит зубами.
Он действительно оказывается бессилен. Границы его возможностей в магии оказываются ничтожно малы, и ему не под силу изгнать озлобленный дух из тела ребёнка. Слишком плотно две души были сращены, и эта близость во многом и порождала ту невыносимую боль, которую испытывал Равель. Белкет мог лишь немного приглушить её и ослабить, но не убрать совсем. Возможно, безликие могли бы справиться с этим, но Белкет не знал, где их искать сейчас.
Холодные пальцы аккуратно касаются висков ребёнка. Равель хнычет, совсем уставший и измождённый, и в отчаянии льнёт к несущим хотя бы мимолётное облегчение прикосновениям. Белкет усаживает ребёнка на своих коленях и заботливо прижимает к груди, мягко баюкая и утешая. Боль немного отступает, и Равель жмётся ближе, цепляясь тонкими пальцами за тёмные одежды Ангела Смерти.
— Он говорит, что ты плохой, — мальчик шепчет тихо, но Белкет его внимательно слушает. Смотрит внимательным взглядом, наблюдая за лицом. Ребёнок держит глаза закрытыми, прижимается виском к крепкому телу взрослого, и страдания снова и снова кривят его красивое лицо. — Тебе нельзя верить, потому что ты тёмный. Это плохо, это неугодно Эльрату. Он очень злится из-за этого, — Равель всхлипывает и снова плачет от боли и бессилия, и Белкет мрачнеет, тем не менее не отпуская его.
Он взял ответственность за каждого ребёнка, которого Анастасия привела к нему, и он намерен нести её до самого конца. Но его знания исчерпаны, его способности граничны — что же он, в таком случае, может сделать?!
Решение приходит внезапно. Снисхождение и милосердие Богини, которая едва ли была в восторге и поощряла действия детей своего сиятельного сына. Пусть Белкет уже столетие как мёртв, это вовсе не значит, что он не чувствует усталости. Особенно сейчас, когда на нём лежит двойная ответственность не только за Дом Этерна, но и внезапно приобретённых детей. Собственно, именно поэтому приходящий к архонту паучий страж застаёт его в весьма расстроенных чувствах.
— Владыка, Мать Намтару говорила с нами и призывала тебя, — жрец поклонился архонту, и Белкет, расправив крылья, последовал за ним.
Аватар Богини, воплощение её кошмаров, Мать Намтару — это существо было гораздо более могущественным, чем любой ангел и тем более смертный. Неудивительно, что у неё были ответы и было решение, и Белкет действительно был впечатлён и благодарен, что обычно невозмутимая и нейтральная Владычица решила вмешаться и сказать своё слово. В конце концов, кому, как не ей, знать всё о боли? И кому, как не ей, справляться с призраками и отправлять их к Асхе, вплетая их нити в общую паутину судеб?
— Потерпи ещё немного, — Белкет мягко погладил мальчика на своих руках по светлым волосам. — Завтра на рассвете твои страдания закончатся.
— Я умру? — хрипло спросил ребёнок. Он как и всегда жался ближе к могучей груди Ангела Смерти, пытаясь найти в нём утешение и избавление.
— Нет, Равель, — Белкет покачал головой, в ответ прижав ребёнка за плечи. Тот судорожно вздохнул, укладываясь виском на его руку. — Мать Намтару поможет тебе. Мертвая душа, что давно должна была покинуть этот мир, уйдёт к Эльрату, и в своём теле останешься только ты один.
— Она тоже сделает мне больно? — съёжившись и всхлипнув, испугался Равель, и Белкет с искренним сочувствием снова погладил его по волосам. Он не мог осудить ребёнка на своих руках за его страх и боль, и отчаяние, а потому позволял проявлять их, принимая и утешая.
Даже если «настоящие ангелы так себя не ведут» и «он слишком взрослый, чтобы вести себя как маленький ребёнок».
— Я не могу тебе обещать, что боли совсем не будет, — мягко ответил Белкет. — Но Мать Намтару исцелит тебя. Даже если боль будет, она всё равно заберёт всю остальную твою боль, и она больше никогда не вернётся к тебе.
— Обещаешь? — отстранившись, мальчик с надеждой заглянул в скрытое капюшоном лицо, и Белкет улыбнулся ему.
— Разве я когда-нибудь тебя подводил? — Равель ощутимо расслабился в его руках, снова прильнув к груди Ангела Смерти, и Белкет беззвучно вздохнул.
На рассвете на ритуал он сам принёс Равеля. Состояние мальчика ухудшалось с каждым днём всё сильнее, и последние недели он не мог ходить, фактически прикованный к постели. Увидев Мать Намтару, тот поначалу испуганно прижался к несущему его Ангелу Смерти, но в следующее мгновение расслабился, и взгляд его помутился, и Белкет понял: Мать говорит с ним.
Она осторожно забрала ребёнка из рук Ангела Смерти и укрыла в коконе своих объятий. Белкет мог лишь догадываться, что происходит и как рвутся нити спаянных чужой слепотой душ, но он искренне надеялся, что опыт Равеля окажется удачным. Возможно, тогда Мать Намтару согласится помочь и остальным детям? Пусть их страдания не столь сильны, но всё же, как и Равель, каждый из них делит своё тело с давно умершим духом, насильно удерживаемым в мире живых. Ну, или хотя бы она научит самого Белкета, как разорвать ненужную связь и подарить облегчение как живым, так и мёртвым.
Равеля она вернула Белкету спящим, и Ангел Смерти с удивлением заметил, что мальчик был погружен не в волшебный сон, а вполне себе естественный и глубокий. Из-за чужой души и постоянной боли он почти не мог спать сам, но Мать Намтару сказала, что дитя слишком утомилось и уснуло. Доблестный сын Эльрата, погибший почти шесть веков назад, покинул тело этого ребёнка, и получив избавление, в спокойствии и радости ушёл к своему отцу.
В теле Равеля теперь была только душа Равеля, а значит, он скоро должен был исцелиться и стать обычным здоровым ребёнком. Здоровым в первую очередь физически, но о здоровье иного толка Белкету придётся позаботиться так же, как и о здоровье невольных братьев и сестёр этого мальчика.
И относя Равеля обратно, Белкет думает о том, что он непременно справится.
========== Хроника двенадцатая (антракт). Часть от целого ==========
Рождение ребёнка — знаковое ответственное событие. Но Мириам изначально необычный ребёнок, так что к её появлению готовились особенно тщательно. Конечно, она этого не помнит, да и не знает в принципе, но та, вторая, иногда рассказывает, хотя Мириам не просит её. Лишь шипит, приказывая заткнуться, и запирает её в темнице собственного сознания — отчасти это одна из причин, по которой ей бросали презрительно в спину «брак» и «неудача».
Так вот, к её рождению готовились тщательно. Потенциальный серафим, сосуд для павшего ангела, томящегося в заточении долгие годы, ожидающего возвращения или избавления. Матерью её потому стала сильная и прекрасная ангелица, чьё имя Мириам вычеркнула из своей памяти и жизни. Лучистая дочь Эльрата, такая вся правильная, чистая, светлая — на деле оказавшаяся такой же равнодушной и лицемерной, как и все остальные ангелы.