А потом случилось падение. А потом он ушёл в общину Сар-Шаззара. Возглавил Дом Этерна, открыл некромантию, принял нежизнь. Да, подле него появилась Виктория, отдавшая ему буквально всё, что имела, — но было поздно, да и неуместно.
А потом решительная Анастасия привела в Аль-Бетиль семнадцать отверженных детей. И Белкет не хотел становиться отцом, но по иронии судьбы, именно им он и стал.
Справедливости ради — сам себя, по крайней мере первоначально, Белкет считал скорее более наставником. «Неудачные» серафимы хоть и были ангелам всего лишь наполовину, физиологически пошли именно в своих пресветлых родителей. Поэтому помочь овладеть искусством полётов или совладать с чисто ангельскими вспышками магии мог разве что другой ангел, но никак не человек. Так что Белкет взял на себя ответственность за этих юных полукровок.
Впрочем, он слишком быстро понял, что одной физической заботой и обучением он не обойдётся. Эти несчастные дети, часть из которых уже не была особо детьми, как и он сам, были отвергнутыми и выброшенными. Одинокими, потерянными детьми, которые нуждались в любви и заботе — сердце Белкета, холодное и небьющееся, покрывшееся ледяной коркой, вдруг сжалось в искреннем сострадании и понимании. Он прошёл тот же путь и во многом продолжал оставаться таким. Слепо искал своё место и самого себя и до конца не был уверен, что двигается в правильном направлении. И ему так не хотелось, чтобы эти бедные дети повторили его судьбу; ему вдруг так захотелось помочь им, исцелить их и уберечь. И наверно, когда это желание возникло, он сделал первый шаг на пути, по которому никогда и не думал идти.
Дети привязываются к нему, а он привязывается к ним. Уделяет им даже больше внимания, чем должен был, затмевая собой фигуры других своих последователей, согласившихся помочь ему в этом нелёгком деле. У более старших он вызывает безоговорочное уважение; более младшие дарят ему искреннюю любовь. Впрочем, они также любят и других, кто проявляют к ним терпение, заботу и участие, но Белкет чувствует, что его фигуру они выделяют особенно.
Он усмехается под капюшоном: он никогда этого не понимал, но почему-то дети всегда тянулись к нему. Всегда проявляли к нему свой интерес и расположение, и Белкет, пусть и считал, что не умеет вести себя с ними, удивительно находил с каждым ребёнком общий язык. Так что вовсе неудивительно, что эти дети тоже особенно прикипели именно к нему.
— Папа? — тоненький девичий голосок вырвал Ангела Смерти из задумчивости. Он слабо нахмурился, не сразу осознавая, что обращение относится к нему, а когда понял, то удивлённо вскинул брови, опустив взгляд на замершую подле него девочку.
Рамоне было шесть, и она была одной из самых юных жительниц приюта, из которого их вытащила Анастасия. Вместе с Тришей, Риной и Йоуном была отдельной головной болью Мериха и, в чуть меньшей степени, Виктории, но вместе с тем была очаровательным любознательным ребёнком. Она смотрела на Белкета широко распахнутыми лазурными глазами, и это поворотный пункт, от которого у Ангела Смерти не было дороги назад.
Рамона первой называет его «папой». За ней так, словно это вполне естественно, подобным образом к нему обращаются Рина, Триша и Йоун, и Белкет, откровенно говоря, теряется. Осторожно уточняет у Виктории, Анастасии и — на всякий случай — Мериха, которые проводят с серафимами едва ли меньше времени, помогая им адаптироваться в новой среде и занимаясь их обучением, не проскакивают ли подобные слова в обращениях к ним.
Мерих удивлённо фыркает; Анастасия и, что удивительно, Виктория тоже тонко и загадочно улыбаются. К ним и младшие, и старшие обращаются исключительно по именам, и это приводит Белкета в ещё большее замешательство. Внезапно, почему-то, очень приятное.
— Папа, — Рамона прижалась к твёрдому боку Ангела Смерти, ткнувшись в него, словно котёнок.
— Леди Анастасия рассказывала о душах, которые живут в наших телах, — с другой стороны к Белкету подтянулась Рина.
— Но госпожа Виктория говорила, что души умерших остаются неизменными только в том случае, если проходят специальный ритуал, — к Рамоне прижалась Триша, тулясь поближе к взрослому.
— Но этот ритуал позволяет живым становиться немёртвыми, как ты и леди Анастасия, и госпожа Виктория, и Мерих, — присоединился к обсуждению Йоун, прижимаясь к Белкету рядом с Риной. — Как тогда они уживаются в наших телах? Они же должны стать злобными призраками? — он завершил мысль, и четыре пары глаз уставились на Ангела Смерти, ожидая ответ.
Это была своеобразная традиция. Ночи, когда контроль родных душ над телами ослабевал, всегда были как для младших, так и для старших тяжёлым временем. И Белкет перед сном приходил к ним ко всем, укрепляя дух и прогоняя страх. Он вёл с ними разговоры, иногда что-нибудь рассказывая, иногда отвечая на вопросы. Ещё совсем младенцев, несмышлёных и тихих, брал на руки и прижимал к себе, баюкая и утешая. Давал понять, что никто из детей, сколько бы лет им ни было, не был одинок и забыт.
— Я не ведаю, как именно ангелы сохранили их, — Белкет вздохнул, отозвавшись негромко, и приобнял всех четверых, прижимая их к себе. — Но не всегда неушедшие души умерших превращаются в озлобленных духов или призраков. Однако различия эфирной нежити не самая удачная тема на ночь. Если вам будет интересно, мы поговорим об этом днём, — он мягко отказал детям в их любопытстве.
Рамона надулась, а бойкая Рина недовольно протянула:
— Ну па-апа-а!..
— Почему вы обращаетесь ко мне так? — переводя тему разговора, осторожно спросил Белкет, и девочка от неожиданности растерянно захлопала глазами, глядя на взрослого.
— Ты ангел, — загибая пальчики, деловито, словно это само собой разумеется, вместо неё ответила Триша. — Ты взрослый. Ты добрый. Ты о нас заботишься. Ты нас любишь. А мы любим тебя — конечно, ты наш папа! — она широко улыбнулась и обняла его тоненькими ручонками там, куда смогла дотянуться.
Остальные дети мгновенно последовали её примеру, облепив Белкета четырьмя маленькими комочками любви. Что-то внутри него дрогнуло, и замешательство сменилось искренней растроганностью, и Белкет осторожно обнял детей в ответ.
Он не собирался становиться отцом, но в конце концов, кроме самых младших, так стали именовать его и старшие. Даже совсем взрослые Мириам и Ниал, то ли в шутку, то ли всерьёз, теперь обращались к нему «отец». И Белкет оказался вовсе не против.
========== Хроника двенадцатая (антракт). Воплощение ==========
Отстранённая задумчивость, несколько рассеянный взгляд, молчаливое дистанцирование. Тихо шуршат белые перья на изящных крыльях, и Ниал будто бежит, прячется ото всех во внутреннем дворе цитадели Аль-Бетиля. Он всегда был таким, тихим и скорбным, и добровольно выбирал одиночество, уходя от других. Бежал не столько от них, сколько от самого себя — Белкету слишком хорошо знакомо это чувство.
— От чего ты пытаешься скрыться? — его голос негромко раздаётся из-за спины, и юноша вздрагивает от неожиданности. Страдание отражается на его красивом лице, и он опускает голову, а следом за ней поникают его плечи и крылья.
Белкет делает шаг вперёд, и его холодная рука в жесте поддержки сжимает крепкое плечо. Ниал отводит взгляд — пусть он самый старший среди всех, в глубине души он продолжает оставаться растерянным одиноким ребёнком. Белкет слишком хорошо понимает его и в этом.
Он молчит долго, собираясь с мыслями. Страдания и вина когтями раздирают полотно его души, и Ниал не знает, как говорить об этом. Тот, второй, холоден и отстранён, сам, добровольно, закрылся в чужом разуме и молчит. Даже он разочарован им. Что уже и говорить о тех ангелах, что нарекли его ошибкой.
— Я первый, — Ниал нарушает застоявшуюся тишину хриплым от долгого молчания голосом. — И если бы не я, всех этих загубленных душ и сломленных судеб не было.
Длинный взгляд из-под капюшона в изучающей задумчивости скользнул по юноше. Взрослый молодой полуангельский мужчина — но в глубине души он действительно был травмированным ребёнком. Неудивительно, впрочем, ведь в том месте, откуда Анастасия забрала их всех, не было ни заботы, ни сострадания. Дети были предоставлены сами себе, и от своих воспитателей, а лучше сказать надзирателей, они получали только презрение и напоминание о том, какие они все разочарования.