— Да пропади он пропадом, ваш папенька, с советами со своими!
Ёлки-палки, до чего ж клево! Давным-давно я так ни с кем не общался. Последний раз года три назад — целые сутки с одной девчонкой цитатами сыпали, никто не врубался. Вот только она замужняя оказалась, и я расстроился — жуть: лучшие бабы и те не нам! А тут с ходу, как в пинг-понге: трык-тык, туда-сюда, он мне, я ему.
— Давай тогда ближе к вечеру? Пивка возьмем, селедку зарежем.
— Там видно будет.
Народ отпивался чаем. Все сидели остекленевшие и затраханные — гоняли.
— Как нас сегодня, а? Чтоб я так жил, как они болеют!
— Сколько сделали?
— Восемнадцать. Без заезда практически. Дадут домой, подъезжаем — двадцать седьмой нет, восемьдесят шестая выходит, мы первые. До кубрика дошел, за ручку взялся — разворачивают.
— Слу-у-ушайте, а что ночью было! Выходим на вызов, вдруг визг тормозов и удар. Глухой такой: бум! Оборачиваемся — лежит тело, и белая «девятка» во дворы линяет. Мы в рацию: ДТП у станции, водитель скрылся, «ВАЗ-2109», белого цвета, номер такой-то. Подбегаем — наповал. И менты подбегают, они на углу шаверму трескали и все видели: вошел в поворот на скорости, и на красный. А тот вне зоны перебегал — весь в черном, — вот и огреб. Один мент сразу вдогон ломанулся, вернулся: машина брошена, говорит. Ушел огородами.
— Если на руле отпечатков не будет, может отмазаться, скажет — угнали ночью.
— Может, отмажется, может, нет — к нему ж сразу наряд заслали, домой.
— А он дядьку хорошо приласкал, ботинки веером, один вообще не нашли…
Народная примета: вытряхнуло из ботинок — не жилец! Есть одно место, на углу Пискаревки и Мечникова, так там просто геопатогенная зона какая-то. Круглый год обувь лежит. Только уберут — хлоп! — новая пара.
— Семь-пять, поехали; восемь-шесть, поехали; акушерка, тоже поехали.
— Ну все, понеслось! Попали вы, мужики — Покрышева сегодня.
Есть на скорой такой феномен — диспетчер, притягивающий вызова. Сядет в диспетчерскую — и лавина, обвал, сель. Уйдет отдыхать — затишье. Вернется, и хоть караул кричи.
— Уличная поехала…
— Слушай, может, нам ее отравить, а? Ну, невозможно же!
Вернулся из диспетчерской Журавлев.
— Мы в метро, на платформу, так что давайте-ка собирайтесь.
— А мы куда, не знаешь?
— Вы на улицу. У помойки, во дворе, без сознания.
— Восемьдесят шестая — по-е-ха-ли!
Мы встали.
— Ну что, старшой, окропим снежок красненьким?
У диспетчерской уже ожидала Принцесска:
— Вениамин Всеволодович, я вас, в воспитательных целях, совсем КТУ лишу.
— Как вашей милости будет завгодно, на то воля господская. Отчего ж не посечь, коли за дело? Коли за дело, то и посеки…
«Мертвые души». Слово в слово почти.
* * *— Козырная вещь, правда? С любого места читать можно. Не по-детски мужика перло. Так и представляешь: сидит, пишет, хихикает, нос свой длинный потирает…
— Похоже, тебя еще и фильм вставил. Там Гоголь — один в один. Тот крендель, который кардинала играл в д'Артаньяне, просто для него роль, как Паниковский для Гердта.
— Или как Жеглов для Высоцкого.
Сели, обогнули дом, подкатили к помойке.
— Вон он. Лежит, падла.
* * *Готов. Давно готов, с ночи, окоченел даже. Не бомж. Одет по-домашнему, ведро рядом. Наверное, один живет, иначе б нашли сразу.
— Зови ментов.
— Один-четыре-восемь-шесть…
— Слушаю.
— У нас труп. До прибытия. Нужна милиция.
— Вызываю.
— Ждем. Чехол[43] с утра — к деньгам.
— Или к чехлам.
— Пари?
— Не хочу.
Подморозило. С неба не сеяло, вот-вот должно было проклюнуться солнце. Мы стояли у машины, курили. Подтягивались любопытные.
— У меня «Мертвые души» с первым альбомом «Зеппелин» ассоциируются. В полный рост мужики оттягивались — хорошо чувствуется.
— Есть такое. У «Пого» то же самое, у Ману Чао. У «Киллбилли» еще.
— Это кто?
— Кантри. Совершенно убойное. То, что надо от черной меланхолии — как рукой снимает.
— А вы его уберете?
Бабка. На полдвора крюк сделала, здоровья не пожалела.
— Мы — нет. Милицию ждем, они увезут.
— Хотя бы в машину его возьмите, тут же люди кругом.
Ну, не будешь же ей объяснять, что труп в машине — это твой труп. Поди потом доказывай, что он не у тебя помер. Да и бесполезно — она по телику видела, как «скорая» покойников возит.
— Не положено.
— Тогда накройте его чем-нибудь, здесь же дети.
— На помойке?
— Почему вы грубите?
Начинается.
— Дорогая моя, — Веня говорил доброжелательно, доходчиво, короткими фразами, — мертвых с улицы вывозит специальная служба. Она подчиняется милиции. Никто, кроме них, заниматься этим не имеет права. Сейчас мы ждем милицию, которая составит протокол и вызовет службу перевозки умерших.