— Я. Только до девяти надо, пока они домой не разъехались.
— Вень, мы на «восьмерке», если на маршрутке, то успеем. Кто еще с нами?
А никто — бесполезно.
* * *— Ибо сказано — не мечите бисера перед свиньями!
Это были первые слова с момента, как мы оттуда ушли — уж очень мерзко на душе было, как после вызова в баню, где бандюки гудят.
В какой-то момент мы поняли: твари они! Повернулись, вышли и сели в автобус.
Голубое небо, снежок, раскатанные пацанами полоски льда.
— Который час, Вень?
— Полдень.
Мелькнула подстанция. Ни одной машины, в полях все.
— Пошли выпьем? Тут на углу кафешка уютная.
— Давай.
Первой, кого мы увидели, была Леха. В дрова. С устатку, натощак, в одно жало, четыреста «Дагестанского». Ее уже окликали какие-то подонки в «пилотах», но она, сидя спиной, ни на кого не обращала внимания. Я тронул ее за плечо.
— Лар, это мы. Пойдем отсюда.
Она резко вскинула голову, всмотрелась. Узнала. Ничего не ответила. Глаза потухшие, зареванная — первый раз ее такой вижу.
— Пошли, Ларис. Давай, Вень.
Я поднырнул под одну руку, Северов под другую. Встали.
— Погодь. — Он сунул в карман бутылку. — Теперь пошли.
Вышли на улицу.
— Ты знаешь, где она живет?
— На Науки, по-моему. Леха, говори адрес.
Леха молчала. Хорошо набралась, качественно.
— Может, на станцию? Адрес узнаем, домой звякнем…
— Еще не хватало, ты чё? Иди тачку лови. Я постою с ней.
— А позвонить?
— От меня звякнем.
* * *— Жаль, ванны нет. — Да. Такой вариант я как-то не предусмотрел.
Леха сотрясалась над унитазом. Штормило ее по-черному.
— У тебя церукал есть?
— Угу. Сейчас мы ее по полной схеме откапаем.
— Слушай, у нее «вертолет» — соскакивать будет.
— Тазик поставим. Побудь тут, я пойду приготовлю.
Я приоткрыл дверь. Леха, стоя на коленях, отдыхала, стирая запястьем текущие по лицу слезы. Подошвы колготок у нее запылились, джемперок на спине задрался, обнажив полоску белой кожи с острыми, как в зоомузее, хребтинками. Я протиснулся внутрь и сел рядом. — Как дела, Ларыч? Отпустило? Она часто-часто закивала. — Помочь тебе? И стоном-выдохом: — Д-да. Я умыл ее, взял на руки и отнес в комнату. Веня уже наладил систему и теперь прилаживал над кроватью флакон с глюкозой. Покрывало он снял. Положив Лариску поверх одеяла, я стащил с нее джинсы, колготки и потянул через голову джемпер. Он снялся вместе с рубашкой. Лифчика под ней не было. — Погоди. — Веня порылся на полках и кинул мне оливковую футболку с длинной надписью на французском. — Надень на нее.
Мы завернули Алехину в одеяло, накрыли пледом, сунули к ногам грелку. Северов вогнал ей в вену катетер, фиксанул пластырем, подсоединил капельницу. Леху пробило. Захлебываясь, она шептала «спасибо» и ловила нас за руки, пытаясь прижаться к ним мокрым лицом. — Слышь, Вень, может релахой ее ширнем? — Так заснет. Домой ей позвони, объясни чё как…
* * *— Короче, их с Белкой с утра к главному на ковер, а оттуда в прокуратуру. Леха на прокурора забила, пошла нарезалась, а Белка до сих пор там.
Мы сидели на кухне и допивали коньяк. В кастрюле доваривалась картошка, в сковородке подрумянивались «Поморские». Лариска спала.
— Кто говорит? — Он высыпал в шкварчащее масло нарубленный лук. Сразу потянуло вкуснятиной, и жрать захотелось безумно.
— Пашка Пак. Края девкам, похоже. Скоро там?
— Три минуты. Может, покурим? Давай по последней курнем и садимся, ага?
— Слушай, ты кури, я не хочу. Пойду систему перестегну — пора, наверное.
Глюкоза с тиамином откапала. Я поменял бутылки, воткнул гемодез. Отрегулировал капель на двадцать в минуту. Леха спала. Нормально спала. На полу стоял тазик, на полке кружка с морсом.
Северов курил на балконе. Я огляделся. Книги, книги, книги. Целая полка всякой скачанной с Интернета и распечатанной на принтере всячины: «Путеводитель по Галактике для путешествующих автостопом», «Никто не уйдет живым», «Парк Юрского периода». Россыпи компактов и горы кассет. «Шэдоуз», «Дайр Стрейтс», «Криденс». «Бердз» мои любимейшие. Спрингстин, Дилан, Уэйтс. Альберт Кинг и Фредди Макдауэлл. Саймон с Гарфанкелом, Саймон без Гарфанкела, Гарфанкел без Саймона — здесь были все. Все, что я хотел бы купить, переходя от полки к полке в «Кастл-Роке» или в «Долине Бартанга».
Висели плакаты — захорошевший Марли с джойнтом в руке, Дженис в огромных, на пол-лица, очках и теперешний, изрезанный морщинами Ричардс с «Телекастером» и повязкой на голове.