Северов написал направление; мы постояли, наблюдая, у входа в операционную, потом вышли.
Было холодно. Порывы ветра сдували с сигарет искры.
— Ты где арабский-то выучил?
— В институте. Полгруппы арабов: Алжир, Мавритания… Вот я за шесть лет и заговорил.
— И читать можешь?
— И писать тоже. Заодно и французский освоил — это ж колонии бывшие, два языка государственных.
— Клево. Звонить?
— Давай. Обедать-то не пора еще?
— Самое время.
* * *Но на обед не пустили — услали подобрать тело на Арсенальной. Там, на остановке, уткнувшись мордой в снег, лежал пьяный. Рядом скучал мент.
— Привет. Что скажешь?
— Вот, лежит.
— А чего хмелеуборочная говорит?
— А она не возьмет — битый.
Лоб и щека пострадальца сочились царапинами. Из ноздрей ниспадали мутные, зеленые сопли.
— Хорош, чертяка! Точно не возьмут?
— Сто пудов. Хоть одна ссадина — наш.
— М-да. Он с документами?
— Я не смотрел.
— Так посмотри.
Сержант с отвращением зашарил по мокрым карма нам. Извлек закатанный в пластик пропуск.
— О, ваш коллега!
— Ну-ка, ну-ка, дай-ка. Стародубцев Михаил Дмитриевич, больница Сэвэ Георгия, отделение терапии… Кладем.
Загрузили, задвинули, включили печку.
— К Сент-Джорджу, плиз!
— А если не возьмут?
— Да куда они денутся — своего да не взять? Э, але, тихо там!
Попавший в тепло терапевт, пытаясь подняться, махал конечностями, будто космонавт в невесомости. В расстегнутой сумке звякали порожние банки.
— С дежурства шел, хороняка. Интересно, мент его пощипал?
— Не. Сумку, похоже, только просканировал. Будем актировать — увидим.
В приемнике откровенно скучали.
— Во, явились. Че привезли-то?
— Доктора вашего, с терапии.
Встревожились.
— Елен Ванна, там доктор ваш… С чем?
— Асфальтовая болезнь, общее переохлаждение.
Вкатили.
— Ё-моё, он же сегодня нормальным ушел!
— Ну, стало быть, не дошел, сморило. Так что — берете? А то мы его сейчас в Третью Истребительную[10] перекинем.
— Берем, конечно.
— Тогда актируйте, а то потом скажет, что часы от Картье сперли, миллион наличными и бриллиант «Кохинур».
— У нас аванс сегодня.
— А-а, ну тогда все понятно. Святое дело: с устатку, после суток, с аванса… Бабло, кстати, на месте?
— На месте, — сестра поковырялась в размокшем бумажнике, — не все пропил, засранец. Лежи, волк позорный. Стыдуха какая!
— Да ладно, чего вы — ну, не рассчитал человек, бывает.
В подтверждение сказанного Миша Стародубцев, горя глазами, что-то горячо и нечленораздельно озвучил.
— Видите? Человек, можно сказать, не в себе, а и то понимает. Скажи, Мишань?
— Н-ну-д-к-т-ы-ш-х-х-с-с-с.
— Во. Ладно, заболтались мы с вами. Звони, Лар, пора еду есть. Горячую.
— У тебя чего на обед?
— Пока ничего. Заехать надо.
— Мне тоже. Давай, Володя, к Столбам.
Вова Бирюк молча кивнул и подрулил к грязно-желтому, пленными немцами строенному особняку. Внутри, меж колонн, светился маленький продуктовый. Народу было немного. Уборщица выводила на полу затейливые узоры.
— Что будем брать, Лар?
— Не знаю. Давай червячков и по куриной ноге.
— Червячки — это что, макароны, что ли, одноразовые?
— Ну да.
— Что-то мне не хочется. Давай лучше блинов возьмем? Шесть с мясом на первое и шесть с джемом к чаю. У тебя чай есть?
— Да чай-то есть. Блины дорогие.
— Не бери в голову. С мясом и с абрикосовым джемом, пожалуйста. Масло есть?
— Не знаю. Есть, по-моему.
— Еще пачку «Валио», будьте добры.
— Слушай, да, по-моему, есть масло.
— Да ладно. Будем потом бегать, искать… Не пригодится нам, пригодится кому-нибудь. На крайняк бутеры забацаем вечерком.
* * *Народ обедал. Все собрались одновременно и теперь, в ожидании очереди, стояли у микроволновок. На двух конфорках грелись в мисках супы, две других оставались свободными, и Северов, распустив масло на сковородках, приступил к жареву.
— Ты не много масла-то положил?
— Нормально. «Кашу маслом не испортишь», — сказал байкер, выливая отработку в гречиху.
— У нас, кстати, сегодня был байкер. Скользко, на повороте повело, и готово: колено в хлам. Штаны кожаные — задолбались по швам пороть;
— Так порезали бы.
— Жалко.
За столами сидели вплотную.
— А Пашку с Егоркой сегодня в сериале снимали.
— Труп увозили?
— Угу. Все как обычно: минуту как застрелили, и уже криминалисты роятся.