Машину водило. Ветер, зайдя сбоку, гнул акации. Поперек дороги, белея отломами, ползли лохматые ветки.
— Тогда отчего, по-вашему, они на берег выбрасываются?
— Ну, может, это те, кто совершил тяжкий проступок, и совесть толкает их на суицид, как у нас в девятнадцатом веке?
— Вы оба — идеалисты.
И тут шарахнуло. Вспыхнуло, ослепило и, без задержки, будто двумя досками по ушам — бабах! Шибануло озоном, резануло ремнем наискось; секундное выжидание, по газам, и птицей вперед.
— Живы?
Перед глазами плыли оранжевые круги. Потряхивало — адреналин.
— Метрах в сорока, в знак ударила.
Яна пыталась закуривать.
— Испугались?
Она только посмотрела на него.
— Мне на такие штуки с детства везет. В ураган попадал на яхте, под лавину в горах, от смерча бегал в степи — и ничего, жив.
— А в ураган где?
— В Карибском море.
— У вас своя яхта?
Это Яна спросила. Он отрицательно качнул головой.
— Там же, помню, плавал на рифе, с камерой, поднимаю голову — мама дорогая! Акула. Огромная, метров пять. Думал — все. Нет, обошлось. Прижался к кораллам, выждал: ушла.
— Большая белая?
— Тигровая. Четкие такие полосы, как у скумбрии.
Несмотря на ливень, шли быстро — на полном приводе.
— У нас это семейное. У дочерей моих то же самое. Столько уже перевидали — на сотню обывателей хватит.
— А сколько им?
— Восемнадцать и двадцать. В Красной пещере сейчас, решили после Ялты сходить.
— Это где?
— Час на троллейбусе от Симферополя.
— Большая?
— Километров двенадцать. Пять этажей, подземная река, первые два уровня вплавь.
— И вы за них не боитесь?
Это опять Яна.
— Нет. Там, на входе, спасатели живут, они же проводниками работают. Если опасно будет — не пустят.
— Опасно — что?
— Паводок. Когда наверху дождь, пещеру затапливает. Запрет где-нибудь — и сиди в темноте, свет экономь, пока не спадет. Иной раз по трое суток сидеть приходилось.
У Яны на лице: я фигею, дорогая редакция! Он подмигнул ей в зеркало, потом посмотрел на меня и слегка улыбнулся.
Миновали пост на Чонгаре, съехали к рядам; он выскочил на минутку и вернулся со связкой рыбы и упаковкой «Старого мельника».
— Давайте-ка бычков потреплем.
Тут уже было посветлее. Дождь кончился, и ветер вырывал из серого неба голубые прорехи. Мы лущили жирную рыбу, запивая ее пивом. Среди компактов у него отыскалась старая-старая, тридцатых годов, запись Ледбелли, и я впервые услышал «Полуночный экспресс» в подлиннике; жевал вяленое и мычал, подпевая:
Лет зэ миднайт спешиал шайн э лайт он ми. Лет зэ миднайт спешиал шайн э лайт он ми…Яна молчала. Бычки ее не прельщали — пахкие, к пиву она, как я заметил, тоже относилась с прохладцей, да и вообще, когда с нами был кто-то еще, явно чувствовала дискомфорт. Ей не нравились такие люди — с искрой в душе и шилом в заднице; как ни крути, она все же была из этих— у которых семейный отдых.
Он тормознул у поворота на Таганрог.
— Все, ребят, мне тут направо.
И как раз снова закапало.
— Ч-черт! — Он пригнулся, глянул вверх и снова переключился на первую. — Вам, как я понимаю, на выезде надо встать?
— Так точно.
— Поехали.
Мелитополь длинный — сто раз бы промокли, пока добрались. Он же высадил нас прямо у выездного поста.
— Спасибо огромное.
— Да не за что. Удачи!
Даже не успели в ответ пожелать: развернулся, даванул на гудок, и нет его.
Мы быстро замерзли. Яна сидела под козырьком, завернувшись в одеяло и по уши утонув в моем свитере, а я, мокрый как выхухоль, безуспешно голосовал проходящему транспорту. Все проносились мимо, выстреливая из-под колес грязные капли. Некоторые норовили проехать поближе, окатив прицельно, кое-кто злорадно тыкал в воздух оттопыренным средним, а отдельные персонажи даже сигналили, восторженно оттопырив палец большой: дескать, молодцы, здорово, одобряю! — но за три часа с гаком так никто и не остановился.
Яна злилась, отказываясь поддерживать здоровый дух, отвечала скупо и резко, особенно когда выяснилось, что курева у нас нет.
— Надо было у ларьков тормознуть.
— Я в дороге не курю — так меньше есть хочется. Ты, кстати, как насчет кинуть в топку?
Сидели, жевали салями, запивая ее водой. Издалека, включив фары, приближалась целая кавалькада. Яна вопросительно посмотрела на меня.
— Не, Ян, перерыв. Война войной, а обед по распорядку.