— Как нам увидеть повитуху? — спросил Жан.
Женщина рассмеялась.
— Она занята, сынок. Идите подождите с остальными мужчинами в таверне.
Когда женщина уходила, Жан задержал дверь ногой, и она осталась полуоткрытой. Через щель они могли видеть спину толстой повитухи и слышать стоны мадам Дюбуа.
— Теперь вздохните, — приказывала мадам Нодин. — Напрягитесь. Еще напрягитесь. Опять вздохните. Если вы не станете дышать, ваше дитя тоже не будет!
— Ты видел когда-нибудь рождение младенца? — прошептал Жан.
— Нет, — ответил Эдгар. — Но теперь понимаю, что дело это не простое. А сколько времени оно занимает?
— Понятия не имею. Но если несколько часов, то нам придется уйти, не дождавшись.
Вскоре комнату огласил пронзительный крик новорожденного. Довольная повитуха отрезала пуповину, искупала младенца, натерла солью и смазала десны медом, чтобы стимулировать аппетит. Затем туго завернула в льняную пеленку и протянула матери. Закончив дела, она собрала со стола монеты, вытерла о фартук руки и направилась к двери.
Ее окликнул Жан:
— Прошу прощения, мадам. Меня зовут Жан Кальвин. Я имею честь быть знакомым с вашим супругом.
— О, школяр. Муж о вас рассказывал. И что вам угодно, месье Жан?
— Младенцу уже дали имя?
— Да. Но почему это вас озаботило? — удивилась она.
— Прошу вас, мадам, назовите имя.
— Мальчика назвали Фермин Дюбуа. А теперь позвольте мне идти готовить ужин мужу.
На улице юноши побежали, чтобы успеть к началу урока. Снег пошел гуще, мостовая стала совсем скользкой.
— Скорее бы вечер, — проговорил Эдгар, переводя дух. — Посмотрим, что там в книге написано про сегодняшний день.
Жан рассмеялся.
— Неужели ты веришь, что в твоей драгоценной книге есть имя Фермин Дюбуа? Это все равно что верить, что снег имеет вкус грушевого варенья. Возьми попробуй. — Жан кинул горсть снега в Эдгара. Тот бросил в ответ, и они несколько минут весело поиграли в снежки, как беззаботные мальчишки.
Их забаву прервала появившаяся в начале улицы похоронная процессия. Безутешная вдова в окружении сыновей и скорбящие в черном. Впереди шествовал и два священника из церкви Сен-Жюльен-ле-Повр, старейшего парижского прихода. По роскошному убранству гроба было видно, что хоронят богача. Процессию сопровождало много нищих со свечами в руках. На кладбище их всех ждало подаяние. Эдгар приблизился к одному:
— Кого хоронят?
— Достопочтенного Жака Визе, месье. Благочестивого добродетельного человека, корабельщика, — ответил нищий. От него разило вином.
— Когда он умер?
— Ночью, месье. — Нищий поднял глаза на Эдгара, осклабив беззубый рот. — Подайте бедному человеку, месье.
Брезгливо морщась, Эдгар достал мелкую монету.
— Зачем он тебе? — поинтересовался Жан.
— Чтобы проверить еще одно имя в моей драгоценной книге.
Во дворе их встретил сам ректор Темпет, который ходил туда-сюда в длинном коричневом плаще, тыкая тростью в снег.
— Кантуэлл! Кальвин! Подойдите сюда!
Затаив дыхание, они покорно подошли к бородатому тирану. Жан решил, что сейчас не время просить ректора произносить его фамилию по-латыни.
— Где вы были?
— А разве в эти часы запрещено выходить за пределы колледжа, месье ректор? — притворно удивился Жан.
— Я спросил, куда вы ходили?
— В собор, месье ректор, — неожиданно выпалил Эдгар.
— Вот как? И зачем?
— Мы там молились, месье ректор.
— Неужели?
— Мы сочли, месье ректор, что упражнять душу полезнее, чем ублажать бренное тело, — произнес Жан. — И потому, воспользовавшись кратким перерывом, отправились в великолепный собор воздать хвалу Богу.
Темпет хмуро сжал набалдашник трости, расстроенный, что не может найти причину воспользоваться ею как дубиной. Проворчав что-то, он зашагал прочь.
Удивительно, как Эдгару до конца дня удалось избежать хлыста. Он едва осознавал, что происходит в аудитории. Отчаянно хотелось раскрыть книгу и выяснить, действительно ли снег имеет вкус грушевого варенья.
К вечеру снегопад прекратился. Когда школяры после последней службы в часовне направлялись в свои опочивальни, заснеженный двор при ярком лунном свете казался сокровищницей с миллионами рассыпанных бриллиантов.
В комнате Эдгар сразу извлек из сундучка книгу.
— Ищи дату, — поторопил Жан. — Двадцать первое февраля.