Зачем Полина ей всё рассказала? Это самый глупый и необдуманный поступок, который можно вообразить. Мы ведь тысячу раз говорили с ней обо всём. Она знала, насколько это для меня важно – обставить всё тихо и по уму.
Девчонка… Чего ты от неё ждал? Ей ведь всего-то двадцать два.
– Ребенок ничего не меняет – твердит Аня, бережно опустив руку на живот. – Если мы выйдем отсюда, ты можешь сразу подавать на развод и бежать к своей любимой Полиночке. Я воспитаю его сама, не парься. От тебя нужно одно – проявить характер и попробовать вытащить нас отсюда. Соверши для нашей пока еще официально существующей семьи последний подвиг.
Каждое слово, произносимое Аней, звучит нагло, цинично и я всё больше перестаю её узнавать. Всегда воспринимал свою жену как хрупкую, чересчур ранимую, остро от меня зависящую и материально, и эмоционально, и физически… И вот внезапно передо мной предстает другая её версия – сильная, собранная, озлобленная. Человек, полный решимости противостоять и идти до самого конца.
Это на неё смена обстановки так повлияла?
Опираясь о стену, медленно встаю. Сжимаю в кулаки грязные взмокшие руки, но сил не хватает и на это. В бессилии что-либо изменить или хотя бы временно спрятаться от всего этого безумия, закрываю глаза. В памяти вырисовывается номер нашего любимого с Полиной отеля на двадцать шестом этаже – в нем мы как раз и провели последнюю совместную ночь. Это случилось перед той хлопотной ночкой на работе, после которой мы и поехали на этот чертов Иссык-Куль, на эту чертову свадьбу по этой чертовой дороге.
Внизу тысячами ярких огней мерцает ночной город, далеко внизу беззвучно пятнами плывут автомобили, утопая в потоке неспешного ночного траффика. Я стою у окна и смотрю на звёзды, предвкушая ближайшие несколько часов в постели с дикой кошкой, которую буду снова укрощать. Терпкое послевкусие чиваса вперемешку с дымом сигарет приятно горчит, грудь наливается теплом, а её парфюм… Не описать словами этот волшебный запах. Он пробуждает в душе былую страсть, мечты и самые потаённые фантазии, кружит голову.
Как он прекрасен… Как прекрасна она была в ту ночь…
Раскинувшись на кровати, скользит по мне нагловатым, полным страсти взглядом. Её губы, окрашенные алым, расплываются в широкой томной улыбке.
Расстёгивает блузку. Высовывает кончик языка и призывно проводит ладонью по оголенным бедрам, сжимает грудь. Не сводя с меня глаз, просовывает руку под юбку и принимается ласкать себя, выгибая шею от удовольствия. Даёт мне понять, что я ей и не нужен вовсе, чтобы испытать наслаждение.
Спешно тушу сигарету, допиваю виски и прыгаю на кровать – поближе к её горячему необузданному телу, но снова попадаю в подвал.
Аня меня сюда возвращает.
Она с чем-то возится, суетится, а потом о дно ведра ударяется струя жидкости.
Анина струя.
Не желаю ничего видеть, но открываю глаза.
Она писает, да. И смотрит прямо на меня.
– Отвернись, – требую я.
Ничего не отвечает, но и взгляда не отводит.
Тогда я сам отворачиваюсь к стене, опираясь о неё руками, закрываю глаза. Хочу вернуться к Полине, но уже поздно – воспоминание ускользнуло.
Интересно, а писала бы она в это ведро? Как бы она вообще повела себя в Аниной ситуации? Смогла бы вынести смерть родителей, предательство, беременность от мужа, гуляющего на стороне? Как вела бы себя здесь – в этом жутком подвале в плену у двух умалишенных? Да и вообще – смогла бы стать хорошей женой?
Она ведь так молода.
Да, с таким потрясением, определённо, не каждый справится, но Аня… посмотрите-ка. Она держится достойно.
– Почему ты раньше не сказала, если знала обо всём? – злобно и вместе с тем стыдливо спрашиваю я. – К чему весь этот цирк? Здесь! И сейчас?
– Цирк, говоришь? Думаю, не стоит уточнять, кто здесь клоун?
– Ответь, почему молчала всё это время? К чему это всё?
– К тому, что я устала ждать, Руслан, – тихо и хладнокровно отвечает Аня. – Странно, но именно здесь я и поняла, что ждать больше нечего. Всё надеялась, что ситуация разрешится в лучшую сторону, что ты образумишься, ведь мы семья всё-таки. Но поняла, наконец, что ничего такого не случится. Ты потерялся. В том числе и для самого себя. Сам не знаешь, что тебе нужно. А я теперь хочу только одного – выбраться отсюда и родить по-человечески. Стать хорошей матерью. И я рада, что мне выпала честь стать ею. Я буду самой лучшей мамой. А ты не переживай за то, что сделал или не сделал. Просто вытащи нас отсюда. Ты должен осознать, что нас здесь не двое, а трое. И если в тебе осталось хоть что-то человеческое, переживать ты будешь не только за себя, хоть мы тебе и не нужны уже.