Вована заносило капитально! Не зная, что делать в таких психиатрических случаях, я решил свести наш маловразумительный разговор к самым обыденным темам.
-Ты знаешь, Вичка беременна. Я потому и сбежал сюда! Дохлое дело, да?
Вован будто не слышал, до краев черепа залитый зеленым скорпионьим ядом.
-Я не хотел подставлять тебя, Макс, а, получается, подставил случайно. Ты забрал мой мобильник из Эрмитажа? Где он сейчас? Ты его взял? Ты был в Эрмитаже, как обещал?
-Блин, я оставил твой мобильник в отеле!
-Ты привез его сюда?!
-Ну да! Я думал, ты как раз и просишь меня забрать его, чтоб я привез его. Может быть, у тебя там телефон хорошего врача записан. Вдруг ты хотел позвонить.
-Они решили, что резидент - это я...
-Резидент чего?
-Я должен был умереть! А жив потому, что слишком долго жил среди неверящих. Я думаю, у меня выработался иммунитет... А тебе теперь грозит смерть!
-Что ты несешь!?
-У меня есть сила, а ты совсем беззащитен. Ты бы уже умер от укуса этого скорпиона, а я, как видишь, жив и сопротивляюсь яду! Макс, я не могу тебя отпустить в пустыню! Какой я после этого тебе друг? Хотя нет у меня друзей. Я одинок. А вот тебе хорошо!
-Чем хорошо? Тем, что того и гляди жениться заставят? А я не хочу на Вичке жениться! За пульт от телека воевать да всю жизнь овощи есть. Тьфу! Особенно я ненавижу кабачковую икру. Она склизкая и холодная! А Вичка ее обожает! Говорит, там какие- то витамины есть особые для кожи...
-Ты можешь позволить себе сделать любую гадость, самую несусветную глупость! Если ты раскаешься, прощено тебе будет. А мне нет прощенья за малодушие и трусость!
-Хорошо, хорошо! Не волнуйся, Вован, - вздохнул я, расстроенный донельзя его внезапным, каким-то церковным бредом. - Пойдем уже, а? Твой самолет скоро! В аэропорт нужно за два часа приезжать - паспортный контроль, таможня, предполетный досмотр, то-се.
-Ты считаешь, что я рехнулся, - грустно констатировал Вован. Лицо его, до этого сведенное в гримасе постоянного страдания, разгладилось, и он на несколько мгновений стал прежним. - И что мои слова - бред шизика? Нет, Макс, клянусь, они теперь знают почти все. И они ни перед чем не остановятся!
-Очень хорошо!
-Я должен был их остановить, Макс, а провалялся все это время в отеле со своими болячками! Кто знал, что яд так силен? Теперь они знают все и станут искать еще быстрее. Не помогай им! Прошу, как друга, не помогай! Иначе все пропало! Мир будет ввергнут в геенну огненную! Притворись, что не понимаешь, в чем дело! Мы должны остановить их!
-Да пускай ищут, чего хотят! Я не собираюсь вмешиваться в чужие дела!
-А кто их хочет остановить?
-Ты.
-Я?
-Да, ты!
-Да ты что? Не смотри на меня ... Что-то со мной не так, да!? Я что-то сейчас говорил?
Челюсти у меня отбрякнулись. Все, ежкин кот! Мой верный друган Вован откинул коньки, сколбасился, сдвинулся, ошалел. Вот вам и знойный Марокко. Вот вам и скорпионы. Совсем не в себе человек.
Мне стоило огромного труда закончить этот запредельно психиатрический разговор, вытащить упирающегося Вована на воздух, взять такси. Я всеми силами старался быстрее отправить моего другана в дождливый Питер, даже Ленке дозвонился, с трудом объяснил, чтоб караулила возлюбленного в аэропорту «Пулково».
Вован с каждой минутой нес все худшую чепуху, повторялся, умолял меня остановить Фарката, не верить чудовищу, два раза бухался на колени передо мной, словом, становился все более неадекватен. Даже его необычная татуировка на левой руке в виде взметающегося пламени поблекла, будто стертая мокрой губкой. Мне не понравился его последний взгляд на меня с терминала - призрачный, хитрый, темный.
Что-то с ним было не в порядке. И что-то было не в порядке с моим туром!
Когда самолет Вована взмыл в небо, нехорошее предчувствие вновь с новой силой охватило меня.
Мне расхотелось гулять по городу. Я вернулся к гостинице. Затылок у меня тянуло, а от быстрой ходьбы по жаре дрожали руки, и колотилось сердце. Вован никогда не отличался склонностью к мистике, никогда! Фехтуя, он приобрел железные нервы. Он спал как мертвый даже перед самыми крупными экзаменами и соревнованиями. Но тут!
Черт, зараза Вован сделал свое отвратное дело - умудрился меня напугать! Вот оно! Я, наконец, сообразил, что смущало меня в моем друге - в прозрачных глазах его морщился некрасивый страх. Вован боялся чего-то так сильно, что начал заговариваться.