Начинаю догадываться — это еврейские эмигранты летят до Вены, выражаясь языком газет — отщепенцы, предавшие идеалы социализма.
Самолёт набирает высоту, кто-то из стариков всхлипнул. Приподнятое настроение улетучилось, теоретически среди них мог оказаться и я. Крепко достало государство своей неусыпной заботой, если решили они навсегда расстаться с домом, друзьями, близкими и лететь в неизвестность. Растрёпанные и взволнованные, купившие one way ticket они вызывают у меня сложную гамму чувств — неприязни, жалости и сочувствия.
Многоопытный Дима наклонился ко мне: «Старик, не заговаривай с ними, они уже иностранцы. Кто-нибудь из экипажа стукнет и пришьют тебе несанкционированный контакт». Гоню от себя тяжёлые мысли.
Спираль истории совершила очередной виток, и через три тысячи лет вновь зазвучало, теперь уже голосом Луи Армстронга «Let my people go…».
Не могу обойти молчанием больную для меня тему юдофобии. По рассказам отца, в нём текла и цыганская кровь, а бабушка из деревни Бабынино Калужского уезда вела свой род от какого-то поляка, осевшего там во времена Марины Мнишек. Думаю, что не обошлось и без татарина. Кто яё
Сотни раз в жизни приходилось встречаться с «барабанами» и «кулаками», пару раз начальники намекали на возможность карьерного роста, если возьму девичью фамилию матери или жены. Вместе с «руководящей и направляющей» ушёл государственный антисемитизм, однако чьи-то блудливые ручонки выводят на заборах «жиды, вон из России». Судя по социологическим опросам, отцовская фамилия и сейчас царапает глаза и уши каждому пятому «дорогому россиянину».
Недавно наткнулся на пакостную книгу, толстую и прекрасно изданную. Свободно продаётся на Лубянке, рядом с книжным магазином «Библио-Глобус», называется «Иго иудейское», автор — некий экс-министр российского правительства. На первой же раскрытой странице прочитал, как «жиды-врачи» замучили во Владивостоке десятки православных граждан. Признаюсь, дальше читать не стал. И он туда же, опять про «историю сердцу знакомую».
Позволю себе сослаться на другого классика. В одной из своих публицистических статей Марк Твен рассказывает о русском революционере, приехавшем в Нью-Йорк собирать пожертвования на революцию. Твен советует ему обратиться не к состоятельным американцам, а к русским и польским евреям, обитавшим в бедных кварталах Ист-Сайда: «Евреи всегда отличались благожелательностью — пишет он, — Чужое страдание всегда глубоко трогает еврея…».
Кстати о врачах. По словам К. Чуковского, прототипом всенародно любимого доброго доктора Айболита, послужил некий доктор З. Шабад, из вильнюсского гетто, безвозмездно лечивший бедняков, сирот и бездомных животных.
Рождённый советским и будучи русским по менталитету, я осознал себя евреем благодаря усилиям охотнорядской шпаны, вскормившей автора «Ига иудейского».
Раз упомянул Айболита, Африка уже близко.
Первая посадка в Вене, пасмурно, но снега не видно, на газонах вокруг аэропорта зеленеет трава.
Два весёлых австрийских солдата, небрежно закинув автоматы за спину, жуют жвачку. Приятный контраст по сравнению с нашими насупленными пограничниками. В зале для транзитников бесплатное пиво от пуза. Трудно поверить, что в этой приветливой стране мог родиться и жить Адольф Шикльгрубер.
Снова летим, теперь над Средиземным морем. Серая пелена под нами редеет, сквозь разрывы в облаках, в заходящих лучах солнца блестит вода. Салон почти пуст, большая часть пассажиров сошла, подсели несколько австрийцев. Нигерийская тёща постоянно жужжит в ухо, делясь семейными тайнами межрасового брака.
Пиво хорошо легло на вчерашнюю водку, и я задремал.
Разминаем затёкшие ноги уже в Триполи. Теоретически это Африка, а практически Магриб. В лицо дует сухой и тёплый ветер Сахары. Угощают скупо, один пластиковый стаканчик пепси-колы, это всё, что полагается транзитникам. Проходим мимо солдат, картинно стоящих с оружием вдоль стен. У них красивые, смуглые лица, у некоторых явно негроидные черты. В туалете здоровый чернокожий амбал, смахнув с меня несуществующую пылинку, требует бакшиш. Злорадно сыплю ему в ладонь советскую мелочь и ухожу, оставив его в полном замешательстве.
Единственно, чем запомнилась Ливия — ошеломляющего размера литровый флакон духов «Шанель № 5», выставленный на витрине парфюмерного магазина в аэропорту.