Это было конечно невероятно глупо, но нам было весело. Я и не подозревала, что Иван окажется таким непосредственным, добрым и интересным парнем, и искренне удивлялась, как мы с Олей столько времени проучившись вместе с ним, не замечали рядом с собой такую неординарную личность полную явных достоинств?! Я ловила себя на мысли, что скучаю по нему, если он вдруг не приходил на пары, и постоянно ждала встречи с ним.
Оля наоборот, охладела к нему, почти сразу после выступления. Она не желала больше писать записок и вообще общаться с Иваном.
— Ты больше не любишь нашего Ваньку? Хочешь разрушить тройственный союз? — спрашивала я ее.
— Ника, — удивлялась Оля, — цель достигнута, куда больше? Он же «дерЁвня», и вообще будь с ним осторожнее, а то и правда, влюбитесь друг в друга, что потом делать? Переедешь к нему в общагу?
Всех неместных парней и девчонок из группы Оля называла «наша дерЁвня». Она считала их примитивными, хищными и алчными существами, которые «понаехали из своих Крыжопольсков», хотят тут зацепиться, чтобы не возвращаться обратно в колхоз. Она предпочитала общаться только с местными, чтобы не допустить даже маленького шанса, влюбиться в кого-то из области.
— Только представь, что у них там, родня: батя, тетка, кумовья, родовой поместье! Самогонка, сало, баян! Коровы мычат, поросятам дай! Бррр! — потешалась Оля, расписывая мне представляемый ею «нехитрый быт деревенщины».
А я даже на минуту не думала об Иване, как о каком-то там дремучем провинциале. Очень скоро я поняла, что он стал мне другом. И я продолжала писать ему записки, а он мне. И после пар мы стали часто гулять вдвоем. Оказалось, он, так же как и я, любит русский рок и тяжелую музыку, немного играет на гитаре и обожает читать фантастику. Мы обменивались книгами, кассетами и дисками, ходили в кино, часами болтали на всевозможные темы. Еще мы полюбили вместе делать домашние задания, подолгу сидели в библиотеке, я делала за него английский и писала ему рефераты по правоведению, а он решал мне задачи по экономике и оформлял лабораторные по БЖД. Я показала ему свои стихи, и он не смеялся, а наоборот, похвалил мое творчество и предложил написать вместе песню.
Мне нравилось в нем буквально все: и как он легко улыбается, когда говорит, и как звучит его голос, и как он смотрит на меня слегка исподлобья, как смеется над моими шутками, и нравилось называть его полным именем — Иван. И я нередко, обращаясь к нему, к любой фразе ласково добавляла: «О, Иван», и с каким-то странным наслаждением замечала, как он смущается.
Оля и Кащ часто прогуливали, и иногда получалось так, что я весь день общалась только с Иваном. Я была полностью поглощена им, если его не было рядом, я чувствовала почти физический дискомфорт. Все что мне нравилось или наоборот раздражало, мне хотелось обсудить именно с ним, поделиться своими ощущениями, зная, что только он меня поймет.
Однажды, когда мы переписывались на экономике, он гелевой ручкой нарисовал огромное на весь тетрадный лист сердце с пронзавшей его стрелой и синие капли крови, сочащиеся из раны, в середине рисунка мелкими буквами было написано «люблю тебя». Выглядело это по — школьному забавно, но до ужаса мило.
— Я знаю это и тоже люблю тебя, о, Иван, посланный мне звездами! — подписала я под рисунком в обычной нашей шутливой манере.
— А если серьезно? Без всяких там звезд и без приколов? — вдруг спросил Иван.
Я не знала, что ответить, просто посмотрела ему в глаза и вдруг поняла, что он действительно не шутит. Это открытие было таким приятным и одновременно пугающим. Меня раздирали сомнения. С одной стороны, меня радовало, что он рядом, радовало, что он любит, и радовали мои собственные чувства к нему. Но что-то в этом было не то. Я не считала эти чувства настоящей любовью. Хотелось оставить все на уровне дружбы, хотелось продолжать нашу игру, и сохранить себе частичку «себя», той, которая ждет чего-то сказочного от жизни, чего-то безумного в хорошем смысле, и не такого обыденного, как роман с одногруппником. Я опасалась, что он захочет перейти от слов к делу, но дальше нежных взглядов и любовных писем Иван ничего предпринимать не стал. Все же он был приличным парнем, а приличные парни начинают действовать, только после определенных «сигналов» посланных девушкой. Ну, там, не отводить взгляда, если смотрит в глаза, не отдвигаться, если сел рядом слишком близко и все такое в этом духе. А я этих сигналов не подавала, и поэтому Иван даже за руку меня ни разу не взял.
Однажды, на паре по экологии, я, желая слегка подразнить его, написала:
— Тебе хочется меня поцеловать?
— Хочется, — ответил он.