– Стыдно должно бы тебе такое про святую-то женщину говорить!!!
– Это тебе, дураку, прежде подумать бы, что, где, и про кого говорить!
– А я и под присягою это повторю! На Библии поклянусь! Хлоринги того… говорят, что закон почитают – вот по закону я и скажу всё, что следовает, в суде скажу! Видит Бог…
Что он видит, договорить купцу была не судьба: в зал вошли трое стражников, ещё двое показались со стороны чёрного хода. Привставший было купец присел обратно, заметно растеряв часть своего задора и удали. Верзила с перебитым носом кивнул вошедшему со стражниками итальянцу, как старому знакомому, и сказал:
– Всё слышал, от первого и до последнего слова, и про клевету на графа Валенского слыхал, и на Библии поклянусь, если надо будет.
– Кто ещё слышал, как этот человек, – Марчелло говорил с легким акцентом, – клеветал на графа Валенского и его невесту?
– Говорил всякое. – Подтвердил кто-то. – Нёс что-то спьяну…
– Спьяну, – отчеканил стражник, светлоусый великан со стальными глазами, – ты будешь бабе своей рассказывать, как поп свинью трахал. А всё, что говорится про членов королевской семьи – есть дело государственное.
– Я суда требую! – Изменившимся голосом проблеял купец. – У меня свидетели есть! Требую суда! Люди! Не дайте загубить душу невинную…
– Будет тебе суд. – Сказал Марчелло, скривившись. – Завтра, в полдень, на площади перед ратушей.
– Милорд! – Из голоса Лодо каким-то чудом исчез итальянский акцент, он говорил негромко и певуче, как говорили местные священники, – я знаю женщину, торговку из Элиота, она исповедовалась у меня сегодня утром. Она хорошо знает этого человека и готова кое-что рассказать о нем.
– Кто эта женщина и где она? – Поинтересовался Марчелло.
– Её зовут Лаура ди Наполи, она итальянка. У неё обширная торговля в Элиоте, сюда она прибыла, чтобы закупить эльфийские товары, которым, говорят, нет равных. Я пришлю её к вам завтра с утра.
– Пусть приходит в ратушу. – Кивнул Марчелло. Гарет описал ему Лодо подробнейшим образом, и итальянец смотрел на того в упор, и всё-таки ему даже в голову не пришло, что этот священник и асассин, о котором говорил ему патрон, один человек.
Купца увели; его слуг так же забрали в тюрьму муниципалитета. Марчелло в сопровождении четырёх стражников помчался куда-то вон из города на ночь глядя. Лодо пошёл к Южным воротам, за которыми исчез в кустах, откуда вскоре вышла торговка Лаура и пошла, пристроив на бедро корзину с эльфийскими товарами, купленными загодя, к дому у моста через Ом. Этот дом стоял в стороне от деревни Омки, отделённый от неё обширной кленовой рощей и оврагом; недалеко проходила оживлённая Брыльская дорога. Дом прежде был или таверной, или лавкой какого-нибудь торговца или аптекаря, от вывески сохранилось железное копьё с двумя кольцами, на которых покачивалась часть сломанной доски с остатками букв, опознать которые не было никакой возможности. От дороги добротный двухэтажный дом был скрыт тополями и клёнами, старыми, с обширными кронами, надёжно укрывающими дом и двор своей тенью; за домом, окружённый каменной оградой, находился огород, или садик, где когда-то что-то росло, и больше было похоже именно на сад – почему Лодо и считал, что это была лавка аптекаря. Здесь до сих пор можно было найти мелиссу, эстрагон, мяту и другие аптекарские травы. Лодо купил этот дом, как Лаура ди Наполи, торговка из Элиота, сюда и пришёл со своей корзиной. Забавно, но торговля у Лауры шла хорошо, и Лодо порой с усмешкой думал: не заняться ли этим всерьёз, бросив своё основное ремесло?..
Подойдя к дому, он услышал какой-то шорох и приглушённые возгласы: какая-то влюблённая парочка выбрала горбатый мостик под сенью вековых тополей местечком для своих свиданий. Лодо проверил их в первый же день: дочка мельника из Омок и какой-то городской хлыщ… Хлыщ ему не понравился, но кто он был этой девчонке, чтобы вмешиваться? Пусть об этом болит голова её родителей.
– Лауре нужна лошадь. – Пробормотал он, войдя в дом и опуская на пол тяжёлую корзину. – И повозка… Я не мул, тяжести такие таскать!
Гэбриэл пришёл к Гарету, но того на месте не оказалось, и он пошёл искать брата по всему замку. Размолвка давалась ему тяжело, и Гэбриэл знал, что брату так же тяжко, как и ему, но первого шага Гарет не сделает. Ну, что ж, сделает он.
Брат нашелся на конюшне, смотрел, как конюх гоняет на корде молодого серого мерина. Тот больше брыкался и выделывался, чем бежал, и Гарет с конюхом азартно обсуждали его характер. Герцог был слегка пьян и зол; оскалился на брата: