— Госпожа, добро пожаловать, — приветливо улыбнувшись, обратилась к Эсманур Вартиана. Марихан не смогла ничего выдавить.
Турмания благодарно кивнула, поднимаясь на ноги.
— Спасибо.
Затянувшаяся тишина сильно напрягала. Эсманур вопросительно оглядывала наложниц и приставленных к ним рабынь, стоявших позади. Марихан, похоже, глубоко задумалась, поскольку она так и не подняла головы и ничего не сказала. Вартиана, понимая, что молчать дальше неприлично, ткнула подругу в бок и поинтересовалась у Эсманур.
— Госпожа, как Вы добрались?
— О! — засмеялась та. — Лучше не бывает. С моря дул ветер, солнышко светило, и я чувствовала бы себя превосходно, если бы не чадра, из-за которой было жарче, чем надо. Потом я не выдержала и вскочила в седло, так как в карете просто бы потеряла сознание.
Вартиана улыбнулась госпоже, одновременно мысленно умоляя Марихан наконец проснуться и выказать должное уважение и почтение старшей сестре повелителя. Девушка побледнела, когда турмания заинтересованно и несколько строго обратилась ко второй наложнице.
— Марихан, ты молчишь?
Рабыня подняла голову, испуганно и умоляюще смотря на госпожу. Эсманур нахмурилась, увидев лицо девушки.
— Госпожа позвольте сказать, — дождавшись позволения, наложница продолжила. — Госпожа… я… когда госпожа София вернётся?
Вартиана состроила страдальческое выражение лица, услышав вопрос подруги.
— Нет, она себя в могилу сгонит, — подумала она, возведя глаза к небу. — Великий Алан, прошу, вразуми эту сумасшедшую!
— Не скоро, Марихан, — Эсманур подняла брови. Её насторожил вопрос рабыни. Она подошла к наложнице вплотную, сверля ту взглядом. От него у кого угодно душа в пятки бы ушла. — даже не думай, Марихан. Если с Софией что-нибудь случиться, я без колебаний тебя толкну под руку палача, ты меня знаешь. София — твоя госпожа, смирись. Этого уже ничто не изменит, слышишь?
— Но, госпожа, как Вы можете защищать её. Она же северянка! Ведьма!
Послышался испуганный шёпот. Глаза Эсманур сверкнули в гневе. Она уже было взмахнула руками, собираясь схватить наложницу за шею, но в следующее мгновение ладони сжались в кулаки и с трудом опустились вниз.
— Марихан, не забывайся. Ты не только оскорбила жену повелителя, так ещё и со мной, старшей сестрой турмана разговаривала в непозволительном тоне. Ты — рабыня. Впредь, сдерживай себя.
Эсманур, гневно сверкая очами, обвела всех взглядом, а потом, шурша шёлковыми юбками, удалилась.
Глава 19. Перемены
Двери в покои турмана Адиля с шумом распахнулись, разбрызгивая по комнате разноцветные блики. Их отбрасывали драгоценные камни, вделанные в рисунок на золотой поверхности каждой створки. Адиль и Иргим паша в первую секунду, подняв головы, поморщились от света. Но потом лицо турмана осветила радостная улыбка. Вопреки этикету, турмания не поклонилась повелителю, а раскинула руки и, не дожидаясь ответного приветствия от турмана, заключила его в свои железные объятия.
— Адиль, братишка, здравствуй много лет, — рассмеялась она. В подобных выражениях она не скупилась, если разговаривала с братом. Мать этого не одобряла, как и сёстры, но турмания не обращала на это никакого внимания, продолжая гнуть своё.
— Эсманур, задушишь, — прохрипел турман, закатывая глаза. — У тебя же хватка как у тигра.
— Извини, — опять засмеялась она. — Я не умею себя контролировать.
— Это я уже понял. Отец не зря тебе разрешил учиться вместе с элитариями военному искусству.
— Вот и ответ, — Эсманур наконец соизволила обратить внимание на пашу, который так и не разогнул спину. — Приветствую Вас, Иргим паша. Перестаньте кланяться.
Мужчина виновато хмыкнул, распрямился, всё ещё не смея поднять взгляд, и тихо вышел из покоев турмана. Адиль, дождавшись, когда дверь закроется за ним, пригласил сестру сесть. Эсманур охотно согласилась, высвобождая голову из-под шёлковой ткани.
— А теперь, братишка, сначала и поподробнее, — внезапно произнесла турмания. Адиль непонимающе нахмурил лоб.
— Ты о чём?
— До того, как прийти к тебе, я зашла к матери. Она разгневана на тебя. Метает молнии по своим покоям и постоянно повторяет имя Софии, обзывая её при этом и всевозможно оскорбляя.
Адиль построил брови домиком и, уронив голову на руки, громко застонал, а его разлюбезная сестра продолжала разглагольствовать:
— Пока мы с ней разговаривали, я лицезрела её гнев в качестве разбитой вазы из Арклиана. Ты подумай! Она не пожалела самую дорогую вещь в своих покоях! А ведь эту хрустальную вазу подарил ей наш отец — Да храни его Алан в палатах солнца!